Недаром Иоанн XII (955-964) был внуком Марозии и Гуго Прованского — двух наиболее бесстыдных развратников своего времени. Он позволил городу (он действительно способствовал этому) погрузиться в хаос, используя как свои богатства, так и папского государства, чтобы утолить страсть к азартным играм и всякого рода сексуальным вольностям. Политические позиции Рима начали быстро слабеть, более того, ему стал угрожать новый опасный враг в лице племянника Гуго, маркиза Беренгария Иврейского, некоронованного короля Италии со времени возвращения Гуго в Арль в 945 году, который с тех пор начал мутить воду. В 959 году он захватил герцогство Сполето и стал грабить папские земли к северу от Рима. К осени 960 года у Иоанна не оставалось иного выбора, кроме как обратиться за помощью к германскому королю Оттону Саксонскому, предложив ему в обмен за помощь императорскую корону.

* * *

Оттон не мог желать ничего лучшего. Всю жизнь им владела мечта — восстановить империю Карла Великого. Демонстрируя серьезные намерения, даже свою коронацию как германского монарха он провел в изящной круглой церкви времен Карла в Аахене. Близ Аугсбурга в 955 году он нанес сокрушительное поражение венграм, в течение 500 лет бывших бичом Европы[79]. Услышав о призыве папы, Оттон пересек Альпы во главе внушительной армии и достиг Святого города в январе 962 года и в Сретение, 2 февраля, он и его жена, королева Адельгей, с их оруженосцами, стоявшими прямо у них за спиной, преклонили колена перед молодым распутником, который был моложе их на тридцать лет, и были коронованы в соборе Святого Петра. Со своей стороны папа поклялся не оказывать поддержки Беренгарию. Так самый презренный из всех понтификов восстановил империю Карла Великого, которой было суждено просуществовать по меньшей мере девять с половиной столетий.

Оттон оставил Рим спустя две недели, произнеся несколько наставительных речей перед Иоанном, чтобы убедить его отказаться от скандального поведения. Со дня коронации он обращался с папой как с упрямым школяром, и отношения между ними быстро испортились. Однако даже в таких условиях император не мог ожидать, что Иоанн вступит в переговоры с сыном Беренгария Адальбертом, как только он, Оттон, отбудет из Рима. Почему он сделал так, понять трудно. И вначале сам Оттон, похоже, не поверил в это. Когда ему принесли соответствующее известие, он занимался преследованием Беренгария в Апеннинах; первой его реакцией было желание отправить своих людей в Рим для выяснения обстоятельств. По возвращении посланцы поведали колоритные подробности о бесчисленных любовницах папы — толстых и худых, богатых и бедных; о том, что одной из них он доверил управление несколькими городами и щедро одарил церковными сокровищами; о другой, которая прежде успела стать любовницей его отца, от которого она забеременела, и которая скончалась от кровоизлияния; о бесчисленных похищениях паломниц. «Латеранский дворец, — сообщали посланцы, — который когда-то был приютом святых, стал теперь публичным домом».

И даже теперь император склонялся к снисходительности. «Он еще мальчик, — сказал, как передают, Оттон, — и вскоре станет другим, если добрые люди явят ему пример». Решив дать Иоанну еще один шанс, он отправил другого представителя, с большими полномочиями, чем у его предшественников, — Лиут-пранда, епископа Кремонского.

Лиутпранда, как он сам сообщает[80], приняли со всеми почестями, однако вскоре он достаточно ясно увидел, что Иоанн склонен относиться к императору индифферентно и презрительно. Поскольку епископ не добился удовлетворительного решения ни по одному из рассматривавшихся вопросов, стало ясно, что оставаться в Риме более нет смысла, и он отправился к своему повелителю. Как раз накануне его приезда Оттон получил известие о том, что Адальберт прибыл в Рим и, в свою очередь, стал добиваться императорской короны. Приближался июль, и германские воины изнывали от жары. Оттон подождал до сентября, а потом двинулся на Рим.

Все закончилось очень быстро. Иоанн недолгое время создавал видимость сопротивления, что никого не ввело в заблуждение. Затем, когда Оттон подошел совсем близко, он похитил все сокровища, которые еще оставались, и бежал с Адальбертом в Тиволи. Император вступил в Рим, не встречая сопротивления. Тремя днями позже он собрал синод — Лиутпранд приводит список почти из ста церковных деятелей, которые приняли участие в его работе, — и обратился к ним лично. Он начал с сожалений по поводу того, что его святейшества нет среди присутствующих, а затем стал вызывать свидетелей против него:

Оттон обратился с письмом к папе, повторив обвинения и «настоятельно прося» его вернуться и оправдаться. «Если же ты боишься претерпеть насилие от необузданной толпы, — добавлял он, — мы клятвенно объявляем, что не замышляется ничего противного тому, что установлено священными канонами». Однако ответ Иоанна был вполне типичен для него. В этом ответе, который представлял собой сознательное оскорбление, полностью игнорировалось присутствие императора в Риме. Одной грамматики письма хватало, чтобы убедиться, что он лично составлял его: «Епископ Иоанн — всем епископам. Прослышали мы, что вы желаете поставить другого папу. Если исполните так, я отлучу именем Бога Всемогущего от церкви, и лишитесь Вы власти рукополагать кого-либо, а также служить мессу».