в оскорблениях, — закидываю ногу на ногу. — Столько нового о себе узнал.

— А хочешь сказать, что я несправедлива?

— Несправедливы в попытках запугать меня Юрой, — смотрю на Нину спокойно и прямо. — Это было по-детски и глупо, но меня радует тот факт, что вы решили поучаствовать в жизни дочери.

— Это что еще за намек? — Нина медленно выдыхает.

— Я не считаю вас хорошей матерью, как и вы меня хорошим мужем.

— Да как ты смеешь…

— Думаете, что я несправедлив? — удивленно приподнимаю бровь.

Нина дергается, будто я ей дал пощечину. Отворачивается, закусив губы и медленно выдыхает.

— И нет, после разбитой вазы за Викой должны были побежать именно вы, — пробегаю пальцами по краю чашки. — Она ищет защиту, от меня.

Наши взгляды встречаются, и Нина смахивает слезу со щеки. Наверное, мне не стоило говорить ей своего очень важного мнения насчет их отношений с Викой.

— Ты ее обидел, — она шмыгает и прижимает салфетку к носу.

— Пусть я и тугодум, но это я уже понял, — расстегиваю несколько пуговиц под воротом рубашки.

— И что теперь? — глаза у Нины становятся холодными и колючими.

— Я думаю, что вам пора, — встаю и подхватываю вазочку со стола. — Я не настроен сейчас на разговоры. Я устал, а когда я уставший, то куда более неприятным чем обычно. Могу тоже пару ласковых сказать. И я очень люблю срываться на женщинах, Нина, поэтому прошу, давайте сейчас на мирной ноте разойдемся без лишних вопросов.

Выхожу из кухни, чувствуя взгляд Нины на спине. Честное слово, если она сейчас вновь кинет меня очередным оскорблением, то я не сдержу себя и разнесу дом в щепки. И только чертову вазочку оставлю целой.

Глава 33. Муки выбора

Скрип двери и тихие шаги вырывают меня из тревожного сна. Машинально закрываю спящую Соню рукой и испуганно смотрю на Валерия, который подходит к кровати и молча ставит на тумбу вазочку. Маленькую, розовую и с аистом. Пребывая в сонном недоумении, медленно моргаю.

— Доброе утро, — шепчет Валерий.

Сон никак не хочет меня отпускать из липкой паутины. Почему вазочка целая, если я ее разбила на мелкие осколки? Склеил? Перевожу взгляд на вазочку и трещин со следами клея не вижу. Вновь смотрю на Валерия и сипло спрашиваю:

— Что это?

Очень глупый вопрос, но на большее я сейчас не способна.

— Ваза.

— Я знаю, но…

— Пришлось найти другую, — устало вздыхает. — Она же тебе понравилась.

— Да, понравилась.

Очень неловкий разговор, и я сейчас чувствую детское удивление. Я уже успела оплакать милую вазочку, попрощаться с ней и испытать сильную горечь от потери, а сейчас вижу ее целой и невредимой. Волшебство, не иначе.

— Я пойду приму душ, — Валерий разворачивается и шагает к двери.

— Почему? — задаю я тихий вопрос и приподнимаюсь на локте.

— Потому что мне надо привести себя в порядок перед завтраком и целым рабочим днем, — в легком изумлении оглядывается.

— Я про вазу, — хмурюсь.

— У тебя вчера был такой вид, будто ты не вазу разбила, а… не знаю… близкого человека убила, — Валерий зевает и прикрывает рот кулаком. — И это же я вазу решил купить… Вика, мне сейчас тяжело думать и говорить. Я принес тебе новую такую же вазу и все на этом.

Выходит, а я аккуратно сажусь, чтобы не разбудить Соню. Я не знаю, как мне отнестись к произошедшему. Ничего подобного раньше не случалось. И не стал бы Валерий в ночи искать вазочку, чтобы меня порадовать и успокоить. Я в первый раз, что ли, ныряю в истерику?

Объяснение я нахожу лишь одно: моего мужа похитили инопланетяне и кто-то из них занял его место. И сейчас зеленому человечку в шкуре Валерия надо влиться в социум, семью и не привлекать к себе внимание, но он-то не в курсе, что его жертва — черствый сухарь, который не способен на проявление нежности ко мне.

Или способен?

Меня накрывает волна запоздавшего смущения. Взгляд на вазочку, и сердце подпрыгивает. Он целую ночь потратил на то, чтобы найти “глупую безделушку”, в ценности которой он очень усомнился. Хочу глупо хихикнуть, схватить вазочку и спрятаться под одеяло, но меня приводит в чувство Соня. Она тянет ручки и ножки, недовольно причмокивает и своим тихим покряхтыванием дает понять, что вот-вот расплачется.

Чего это ты, мать, на вазочку так смотришь, когда дочу надо покормить, расцеловать, потискать и подгузник поменять. Сначала я, а потом уже все остальное.

— Ты же моя булочка сладенькая, — целую ее в щечки и трусь носом о ее подбородок.

Когда Соня переодета, накормлена и наслаждается погремушкой, а я своей замечательной вазочкой, в спальню заглядывает Мария:

— Проснулись?

— Мне надо в душ, — отставляю вазочку и улыбаюсь, — подменишь меня?

Мария с подозрением смотрит на меня:

— Так. Вам сон хороший приснился?

— Почему ты спрашиваешь?

— Глаза горят, — она медленно подплывает ко мне. — Вернулись вы вчера с мамой…

Замечает вазочку на тумбе, и опять на меня смотрит:

— Эта та самая?

— Нет, другая, — я почему-то отступаю от Марии.

— Откуда?

— Валерий принес.

Несколько секунд обескураженного молчания, и я чувствую, как у меня щеки краснеют.

— И правда, красивая, — Мария переводит взгляд на вазочку. — И ведь где-то нашел.

— Но он не сказал где, — прячу от волнения руки за спину.

— А это разве важно? — внимательно всматривается в глаза.

— Любопытно же, — едва слышно оправдываюсь я.

— В этом случае, — Мария подхватывает агугающую Соню, — женское любопытство можно оставить без ответа. Пойдем, моя милая, маме надо собой заняться.

Так, принять душ, почистить зубы и на долгие минуты застрять у шкафа в нерешительности. А что надеть? Задумчиво перебираю плечики и понимаю, что еще вчера у меня не было такой проблемы, как выбрать из всего разнообразия тряпок что-нибудь интересное. И интересное для кого?

— Так, — отступаю от шкафа, испуганная своим озарением.

Я не для себя тут придирчиво разглядываю блузки, платья и юбки, а для Валерия. Я хочу обратить его внимание на себя.

— Ну уж нет, — сердито шепчу я и выхватываю в случайном выборе