Однако допрос не занял много времени – всего через три минуты Альбиков встал и, отряхивая колени, подошел ко мне. Вид у сержанта был озабоченный.

– Что случилось? – обеспокоился я. – Что он тебе наговорил?

– Почти ничего, – глядя куда-то мимо меня и явно что-то напряженно обдумывая, ответил Хуршед. – Ты оказался прав – он действительно фанатик. Но на этом мне и удалось сыграть – уличил его в слабости. Мол, мы вас, таких красивых, сделали, как слепых щенков. Ну, он натурально завелся и пригрозил, что не всё еще кончилось и сюда, им на подмогу, идет моторизованная часть.

– Во как! – слегка опешил я. Блин, мало нам вчерашних и сегодняшних приключений, так еще и это!

– Пойду с командованием по радио свяжусь и капитана Крюкова предупрежу. – Направление взгляда Хуршеда, упиравшегося куда-то в кусты за моим плечом, изменилось – сержант посмотрел прямо на меня: – Мы здесь в принципе почти закончили и уехать можем в любую минуту. Но на всякий случай будь готов к неприятностям, смотри по сторонам!

Напутствовав меня таким образом, Альбиков быстрым шагом ушел с поляны.

Видимо, командование решило не рисковать и отдало распоряжение валить из этого несчастного лесочка как можно быстрее – не прошло и пяти минут, как за кустами взревели моторы. Полтора десятка пограничников в спешном порядке погрузили раненых и пленных на полуторки с мешками. На имитацию архива, видимо, уже наплевали. Меня тоже подхватили под белы рученьки и, не обращая внимания на уверения «я сам», аккуратно затолкали в кузов. Откуда ни возьмись, рядышком материализовались Мишка с Максом, крепко сжимавшие трофейные винтовки и грозно глядящие по сторонам.

– Что творится-то, парни? Драпаем?

– Альбиков связался с командованием, и ему сказали, что немцы снова прорвали фронт. И в нашем направлении быстро движутся танки, – объяснил Барский. – Вот товарищ сержант и объявил срочную эвакуацию.

Подтверждая его слова, грузовички тронулись с места и стали выезжать на дорогу, выстраиваясь в колонну. Головным встал легкий броневик Хуршеда, замыкающим – тяжелый пушечный полутанк Стерха. Интересно, долго он против немцев продержится? В храбрости Степана сомневаться не приходилось, но как насчет огневой мощи? Ну, будем надеяться – оторвемся без боя. Жаль, что темнеть начнет только часа через три-четыре. Летние дни, на нашу беду, такие длинные…

Наконец машины конвоя распределили места, до водителей и старших групп довели сигналы взаимодействия, и мы тронулись, постепенно набирая скорость.

– А где вы вообще были-то, чем занимались?

– Местность прочесывали, искали немцев и наших, – ответил Мишка. – Ну и всякие, как сержант Альбиков выразился, интересные штуковины.

– Нашли?

– В основном мертвые тела, одного раненого, ничего интересного! – сообщил Макс и добавил невпопад: – Вечереет…

Я машинально посмотрел на солнце, которое висело еще довольно высоко – июнь как-никак, стемнеет часов в десять… И хорошо, что посмотрел – на фоне яркого диска виднелись едва заметные черточки. Понятно, что самолеты, вот только чьи – наши или немецкие? Летят с запада, но это еще ничего не означает – наши могут с задания возвращаться. Вот только самолеты постепенно увеличиваются в размерах, продолжая «маскироваться» солнечной засветкой. То есть летят прямо на нас, потихоньку снижаясь…

– Воздух! – заорал я во всю мощь легких.

Макс и Мишка глянули сначала на меня, потом на небо и тут же вдвое перекрыли по мощности мой крик.

– Воздух! – Две молодые глотки, орущие прямо над ухом, чуть не оглушили меня.

Нас услышали – часть машин немедленно свернули с дороги и попытались заехать под деревья. Однако немцы хорошо выбрали место для атаки – с одной стороны от «магистрали» простирался большой луг, с другой – хиленькая, просвечивающая насквозь рощица. Прятаться было негде.

Всего десяток секунд – и самолеты приблизились настолько, что их можно уверенно идентифицировать. Два «Мессершмитта-109», и именно по нашу душу. И ведь как идут, твари, – спокойно и нагло!

Полуторка[28], на которой мы ехали, попала задним колесом в промоину и начала буксовать, а потом и вовсе заглохла. Получилось, что мы торчим на совершенно открытом месте, причем до ближайших кустиков несколько десятков метров – мне в теперешнем полукоматозном состоянии не добежать. Друзья тоже это поняли и растерянно замерли рядом – и помирать так глупо молодым парням неохота, и товарища бросать нельзя.

Ну что же… Так просто я сдаваться не собирался – улегся поудобнее, поднял верную «АВС» и покрепче упер приклад в плечо. Мишка с Максом тоскливо переглянулись и… улеглись рядом, тоже задрав стволы в небо.

Стервятники неторопливо заходили на штурмовку. Ведомый значительно отстал как по дальности, так и по высоте. Не дураки же они, парой носиться с бешеной скоростью над самыми верхушками деревьев – снизили скорость до ста – ста пятидесяти километров в час. Я помнил, что целиться нужно не в силуэт самолета, а со значительным упреждением, но в данном случае линия прицеливания практически совпадала с направлением полета «мессеров» – они перли прямо нам в лоб. Дождавшись, когда станет видна голова пилота в квадратике кокпита за диском винта, я чуть опустил ствол, компенсируя плавное снижение фрица, и выплюнул навстречу крылатой смерти весь магазин одной непрерывной очередью. Ребята из своих трофейных «маузеров» успели бахнуть по одному разу.

Попадания я не заметил, да, в общем, не особо и надеялся, собираясь всего лишь погибнуть с оружием в руках. Ну, максимум не дать этой заразе расстрелять нас в полигонных условиях. И, похоже, ничего у меня не вышло – летчик открыл по нам огонь почти одновременно с нестройным залпом парней. От «мессера» к грузовику протянулись серые веревки трассеров. Полуторку качнуло от попадания. От деревянного борта полетели щепки, из мешков с газетами – клочья брезента и бумаги. Коротко вскрикнул Зеленецкий. Я торопливо поменял пустой магазин и снова вскинул винтовку к небу, но истребитель уже проскочил у нас над головой. На такой низкой высоте, что я успел пересчитать переплеты фонаря кабины. Четыре дня назад вот так же шел над горящим эшелоном и расстреливал безоружных женщин и детей другой немецкий самолет. А может быть, вот этот же? Уж больно почерк знакомый… Мне навсегда запомнилась улыбка на лице пилота. Кстати, а почему я сейчас этой гнусной хари не увидел? Кокпит показался пустым… Может быть, он пригнулся? Ладно, хер с ним, тут второй урод на подлете!

Внезапно атакующий «Мессершмитт» резко вильнул в сторону и попытался набрать высоту. Но что-то явно пошло не так – самолет задрал нос, а потом завалился на крыло и рухнул на землю, успев описать в воздухе пару петель, словно падающий с дерева сухой лист.