— Обойдешься без «Жигулевского».

— Да не в дугу мне ваше пойло дешевое. Я только фанты налила. Могу деньги отдать.

— Фанта еще хуже. Стопроцентная отра… — Андрей осекся.

В темноте за противоположным прилавком буфета кто-то был. Андрей догадался, кто именно, раньше, чем гибкая фигура выступила из тени.

— Чего вы? — Мариэтта дернулась, но начальник жестко ухватил ее за волосы, придавил лицом к пластику стойки, не давая поднять голову.

— Ой, да вы совсем съехали, — заскулила девица. — Больно же!

— Замри, мышь ночная, — пересохшими губами выговорил Андрей.

Хеш-Ке молча стояла по ту сторону буфета. Длинные ноги чуть расставлены, пальцы играют сыромятным темляком на рукояти ножа. Чувственные губы кривила презрительная усмешка.

— Вы меня чего разложили? — прохрипела глупая Мариэтта и заерзала по стойке, настойчиво пытаясь освободиться. — Пусти, говорю, хам военный.

Конечность в подкованном «Мародере» попыталась лягнуть начальника, но Андрей железной хваткой сжал загривок девчонки, вдавил плотнее в пластик, для надежности навалился на верткое тело.

— Ой, да вы… — пискнула Мариэтта и вдруг умолкла.

Хеш-Ке улыбалась. Ухватила обеими руками воздух, сделала бедрами резкое однозначное движение.

Андрей отрицательно замотал головой и просительно улыбнулся. Метиска ухмыльнулась и ободряюще тряхнула черной гривой — советовала не откладывать начало приятного процесса. Андрей всем лицом выразил пренебрежение — нечесаная жертва на прилавке никакого удовольствия нормальному мужчине не сулила. О чем вообще говорить? Хеш-Ке оскалилась шире — сверкнули белоснежные зубы. Андрей почувствовал, что краснеет, — прижимал дуру-девчонку плотнее некуда: все, что там имелось под палевыми штанцами, чувствовалось чересчур отчетливо. Собственный организм почему-то среагировал напряжением. Хеш-Ке безмолвно понимающе захохотала, запрокидывая смуглое лицо.

— Мы пойдем, пожалуй, — выдавил Андрей, схватил в охапку девчонку и понес к дверям на лестницу. Два десятка шагов казалось, что жестокая смуглая рука вот-вот ухватит за плечо, развернет…

Обошлось. Взвизгнула пружина, закрывая за спиной дверь. Андрей поднимался по лестнице. Слава богу, Мариэтта висела без сопротивления. В темноте добрались до второго этажа. Колено начало протестовать. Мариэтта шевельнулась:

— Это кто был? Ваша подруга?

— Глупости не болтай, — шепотом рявкнул Андрей. — Нет у меня здесь никаких подруг. И вообще, там никого не было.

— Понятно. Вы бы меня на ноги вернули.

— Я тебя сейчас «козлом» свяжу и запру. Дура!

— Козлом не нужно. Я спокойно сидеть буду. Пустите, а то вы уже хромаете.

Андрей поставил девицу на ступеньку. Мариэтта выглядела порядком перепуганной — даже тискать не обязательно, и так слышно, как сердце колотится.

— Спать, шагом марш, — по-прежнему шепотом скомандовал ночной смотритель.

Мариэтта кивнула и шмыгнула под защиту двери аппаратного комплекса. Андрей зачем-то проверил, надежно ли защелкнулся кодовый замок, и пошел к себе. Залпом выпил холодный чай — жар от лица никак не уходил. Черт, глупо как получилось. И физиологично.

Прошел по коридору — стояла тишина. Лишь из-за Генкиной двери доносилось бормотание телевизора. Что-то из спортивных трансляций.

В аппаратной Андрей включил усилитель. Заалели, нагреваясь, лампы в металлическом шкафу. Питание, пульты ДУ — за стеной вздохнули, просыпаясь, массивные выпрямители. Свет в зале включать было незачем — Андрей лишь потыкал в кнопки, и далеко во тьме задрожали, раздвигаясь, кашеты, поехал в стороны занавес. Ночной смотритель наугад выдернул из фильмостата болезненно-легкую, одночастевую, бобину. Протертый и смазанный проектор ждал. Пленку заряжал машинально — за четверть века пальцы ничего не забыли. Уже защелкнув ролик на скачковом барабане, Андрей все-таки взглянул на ракорд: «Пираты столетия», 2-я часть. Хм, а настроение скорее не пиратское, а кораблесокрушенное.

Проверить фонарь, свести угли и включить дугу — заныла вытяжка вентиляции. Наконец застрекотала лентопротяжка. Андрей поднял заслонку, и яркий луч ударил в бархатную темноту. Глухо забубухала бодрящая музыка, засияли-поплыли широкоэкранные цветные тени.

— Боевик?

Андрей глянул через плечо:

— Приключение. Идеологически выдержанное, со стрельбой, экзотикой и модным карате. Доброй ночи, комиссар. Тоже не спится?

— Мы, мой друг, уже отоспались. — Полицейский, жуя сигару, с легким интересом всматривался в экран. — Морские коммунисты?

— Они самые. Время такое было.

— Жаль. А музыка недурна. Только вот звук у вас кошмарный.

— У нас звук. Именно что у нас, — пробурчал Андрей, приглушая дребезжащий контрольный динамик.

Комиссар глубже сунул руки в карманы брюк, пустил густое облако дыма:

— Обделались? И сразу в траур? Вас на партсобрании будут омаром загибать?

— Нет, если и загибать, то уж определенно не омаром. До такого садизма даже в те годы не доходило. Впрочем, я беспартийным числился. Хотя и сочувствующим.

— Заметно, — комиссар Боровец ткнул сигарой, целясь в лоб ночному смотрителю. — Вы, мой друг, вели себя как последний слюнтяй. Забавно. Очевидно, отсутствие фантазии является прямым наследием большевизма.

— У большевиков о-го-го какая фантазия имелась. Я их, правда, не застал. С нормальными коммунистами общался.

Полицейский понимающе кивнул:

— О, вы в России всегда шли самыми немыслимыми путями. Смехотворные хитрости, самообман плюс избыточное и извращенное всеобщее образование. Эти… политинформации.

— Да хватит вам издеваться, — хмуро сказал Андрей. — И хватит на меня дымить. Садизм покруче партийного собрания.

— Ерунда, — комиссар небрежно махнул ладонью, разгоняя дым. — Мой совет — закончите с синема, пойдите и выцедите стакан нормальной водки. Лучше сразу два. Это избавит вас от угрызений совести и замысловатых теоретизирований. Потом надавайте пинков своей шайке и выполните то самое пустяковое задание. В конце концов, неспортивно сдаваться на первом же эксперименте, даже не приступив к настоящему делу. Мы только настроились заключать пари…

— Минутку. — Андрей выпрямился. — Пари — это ради бога. Только шкуру мою на кон не ставьте — на нее, как известно, претендентка уже имеется. Так вы считаете, что мы до дела вообще не дошли? Что-то я не понял. Подразумевается, что отыскать след и есть самая сложная часть задачи.

— Чушь, — комиссар дернул мясистым, отнюдь не аристократичным, носом. — Человек мог уйти лишь одним путем. Это все упрощает. Вы же не карманника на улицах выслеживаете. Неужели вас непременно нужно ткнуть носом в окурок или упаковку от презерватива? По-вашему, это и есть след?