Получается, проблема не в том, что социальные сети напрямую делают нас несчастными. Как следует из упомянутых позитивных исследований, определенная активность в социальных сетях умеренно оптимизирует наше состояние. Ключевая проблема в том, что они препятствуют социализации в реальном мире. Негативные исследования показывают, что чем больше времени вы уделяете социальным сетям, тем меньше тратите его на взаимодействия офлайн, что усугубляет этот дефицит значимости, — и самые рьяные пользователи с большой вероятностью оказываются одинокими и печальными. Небольшие подъемы настроения от поста на стене друга или лайка под его свежим фото в Instagram не могут соперничать с крупным ущербом, полученным от нехватки времяпровождения с тем же другом в реальном мире.

Как заключает Шакья: «Нам следует быть осторожными… если звук голоса или чашка кофе с другом заменяется лайком под постом».

Идея того, что общение в реальном мире обладает большей ценностью, чем онлайн-взаимодействия, не вызывает протеста. Наш мозг эволюционировал в период, когда коммуникация в принципе была возможна только офлайн и лицом к лицу. Как утверждалось ранее в этой главе, офлайн-общение чрезвычайно изобильно, так как требует от мозга обработки огромного количества такой тонкой аналоговой информации, как язык тела, выражение лица и тон голоса. Низкоинформативный треп, поддерживаемый множеством цифровых средств коммуникации, представляет собой симулякр подобной связи, но оставляет без дела бо́льшую часть наших высокопроизводительных систем социальной обработки — что сокращает способность этих инструментов удовлетворять нашу интенсивную социальность. Именно поэтому ценность, генерируемая комментариями на Facebook или лайками в Instagram, невелика (хотя она есть) по сравнению с ценностью аналоговой беседы или совместной деятельности в реальном мире.

У нас нет надежных данных о том, почему люди, получив доступ к цифровым средствам коммуникации, предпочитают онлайн-общение, но легко можно составить убедительные гипотезы, основанные на здравом смысле. Очевидным будет возложить вину на то, что онлайн-взаимодействия и проще, и быстрее, чем традиционные формы общения. Люди от природы склонны выбирать деятельность, которая требует меньше энергии на данный момент, даже если в долгосрочной перспективе этот выбор может принести ущерб, — так что мы в итоге пишем нашим братьям и сестрам сообщения, вместо того чтобы позвонить, и лайкаем фото новорожденного ребенка друга, вместо того чтобы заехать в гости.

Более тонкий эффект заключается в том, как цифровые средства коммуникации разрушают то офлайн-общение, которое остается в нашей жизни. Врожденный инстинкт создавать связи настолько силен, что сложно удержаться и не проверить девайс посреди беседы с другом или в процессе купания ребенка — что снижает качество более богатых взаимодействий, которые находятся прямо перед нами. Нашему аналоговому мозгу не просто найти различия между значением человека, который находится с нами в комнате, и тем, кто только что прислал нам новое сообщение.

И наконец, как подробно описано в первой части этой книги, многие из цифровых средств разработаны так, чтобы взламывать наши социальные инстинкты, создавая привлекательную зависимость. Когда вы проводите много часов в день, компульсивно кликая и листая, на более медленные взаимодействия остается куда меньше свободного времени. Компульсивное пользование обладает неким налетом социальности и может внушить вам ложное чувство, что с вашими отношениями уже все хорошо и дальнейшие действия ни к чему.

Само собой разумеется, что данный отчет не охватывает все возможные опасности цифровых средств коммуникации. Критики также указывают, что социальные сети могут заставить нас чувствовать себя отверженными или неполноценными, подпитывать изнуряющий гнев, воспламенять наши худшие первобытные инстинкты и, вероятно, даже осложнять сам процесс демократизации. Однако в оставшейся части этой главы я хочу избежать дискуссии о потенциальных патологиях вселенной социальных сетей и продолжить фокусироваться на нулевой сумме отношений между офлайн- и онлайн-взаимодействиями. Я верю, что это наиболее фундаментальная из проблем, вызванных эрой цифровой коммуникации, и главная ловушка, которую должен понимать минималист, старающийся успешно управлять плюсами и минусами этих новых средств.

До настоящего момента мы обходились довольно неуклюжей терминологией, чтобы отличать взаимодействия посредством текстовых интерфейсов и мобильных экранов от традиционного аналогового общения, к которому человечество исторически стремится в ходе эволюции. Для дальнейшего продолжения темы я хочу позаимствовать немного полезной лексики у профессора Массачусетского технологического института, ведущего исследователя в области субъективного восприятия технологий Шерри Теркл. В своей книге Reclaiming Conversation («Возрождая беседы») 2015 года Теркл проводит различие между коннектом (это ее название низкоинформативных коммуникаций, определение для социальной онлайн-жизни) и беседой (гораздо более богатой, высокоинформативной коммуникацией, обозначающей соприкосновение людей в реальном мире). Теркл подтверждает наш тезис о том, что беседы исключительно важны:

В своей книге Теркл изучает «антропологические прецеденты», освещающие все тот же «побег от бесед», который был запечатлен в количественных исследованиях, приведенных выше в этой главе. Таким образом исследовательница определяет конкретные признаки ухудшения состояния, вызванного заменой беседы на коннект.

Она, например, знакомит своих читателей с «историей болезни» учеников средней школы, у которых появились проблемы с эмпатией из-за недостатка практики чтения выражений лица во время беседы. Поучителен и опыт 34-летней коллеги Теркл, которая начала осознавать, что все ее онлайн-взаимодействия содержат изматывающий элемент спектакля, и это привело бедную женщину к той точке, где грань между реальным и воображаемым начинает размываться. В трудовом коллективе Теркл обнаруживает молодых сотрудников, чье убежище — электронная почта, потому что мысль о неструктурированном разговоре вызывает у них ужас. Между тем замена беседы сомнительным коннектом лишь увеличивает нежелательное напряжение в офисе.

Когда Теркл появилась в передаче «Отчет Кольбера», ведущий Стивен Кольбер задал ей «глубинный» вопрос, направленный в самое «сердце» ее доводов: «Разве все эти маленькие твиты, маленькие „глоточки“ коннекта не сливаются в одну большую беседу?». «Нет, — твердо ответила Теркл и пояснила: — Беседа лицом к лицу разворачивается медленно. Она учит терпению. Мы обращаем внимание на тон и нюансы». «Общаясь же посредством цифровых девайсов, мы приобретаем разные проблемы».

Как истинный цифровой минималист, Теркл подходит к этим проблемам с позиции не отказа от цифровых средств коммуникации, а разумного их использования. «Я не против технологий, — пишет она, — я за беседы». Теркл уверена, что люди способны внести необходимые изменения, чтобы добиться «процветания» беседы. Несмотря на «серьезность момента», она выражает уверенность: осознав масштаб проблемы при замене беседы на коннект, мы сумеем пересмотреть наши практики.