Она знала, как тяжело ему спрашивать. Муж был не из тех, кто любит задавать вопросы, а Ну Ну при всем желании не смогла бы рассказать, через что сейчас проходит. И не хотела обижать его.

– Ничего. Почему ты спрашиваешь?

– Ты очень… – Он долго подыскивал нужное слово. – Ты изменилась.

– Но я и не могу быть такой, как прежде. Во мне растет наш ребенок, – ответила Ну Ну, надеясь, что этим разговор и кончится.

– Это я знаю. Я не о том.

– Тогда о чем?

Ну Ну понимала: сейчас нужно повернуться к нему, нежно поцеловать, погладить по голове. Но не могла себя заставить.

– Я ведь не про внешность, твое поведение стало другим. Ты не смотришь в глаза. Тебе разонравились мои ласки.

– С чего ты взял? Еще как нравятся.

Врать она не умела.

– Тебе разонравился мой запах.

– Ну ты и выдумщик. Откуда тебе это в голову взбрело?

– А сейчас ты мне врешь.

В его голосе звучала боль. Маунг Сейн нуждался в ней, его жене. Может, рассказать о своих ощущениях? Нет, он не поймет.

Она и сама многого не понимала.

– Ну Ну!

Ей не хотелось говорить. Хотелось тишины и уединения. Только мать и дитя.

Вопросы мужа вызвали волну раздражения, и Ну Ну боялась ему поддаться. Она часто слышала, что у беременных женщин бывают необъяснимые скачки настроения и они говорят много такого, о чем потом жалеют. Хуже всего, если у них начнутся раздоры. Лучше молчать. Дурное настроение уйдет само.

– Маунг Сейн, со мной все хорошо. Не надо придумывать того, чего нет. Давай спать.

– Это как-то связано со мной?

– Нет, – так резко ответила она, что Маунг Сейн прикусил язык.

В ту ночь он еще долго не мог заснуть. Понимал, что раздражение жены связано с беременностью, но не мог понять, что на самом деле чувствует будущая мать. Маунг Сейн успокаивал себя тем, что после рождения ребенка в их жизнь обязательно вернутся любовь и страсть.

Смерть стояла у двери. Ей торопиться некуда. Высокая, тощая… Ну Ну видела ее темный силуэт, очерченный восходящим солнцем. Смерть отдернула занавеску и собралась войти в хижину.

Ну Ну впилась зубами в тряпку, засунутую в рот повитухой, боявшейся, что она искусает себе губы. Ей больше не выдержать. Роды начались вчера и продолжались всю ночь. Перед этим Ну Ну почувствовала себя лучше и даже вышла из дома раздать подаяние монахам. Тут-то и начались схватки. Маунг Сейн был рядом, он увел ее домой и первые несколько часов успокаивал и развлекал, как мог. Когда отошли воды, испуганный Маунг Сейн бросился за повитухой, та пришла с помощницей. Обе старухи несколько раз залезали костлявыми пальцами в лоно Ну Ну, чтобы определить положение младенца и почувствовать головку. Старухи были настроены оптимистично, заверяли роженицу, что скоро она благополучно разрешится от бремени.

Затем они попытались переместить и повернуть ребенка. Ну Ну боялась, что ей разорвут лоно, но ничего не сказала. Наоборот, выполняла все предписания: вставала, ложилась, опускалась на колени, потом на четвереньки. Повитуха с помощницей пробовали травы, настойки и компрессы. Они массировали живот Ну Ну, жгли какие-то снадобья, заставляя ее вдыхать едкий дым. Ничего не помогало.

Ее ребенок не хотел выходить в мир.

Старухи давно перестали улыбаться и шутить, их лица делались все серьезнее. У Ну Ну открылось кровотечение, ее трясло от холода. Она знала, что доктора белых людей разрезали женщинам живот, помогая ребенку выйти. У них были лекарства, снимающие боль. Ну Ну же могла рассчитывать лишь на двух встревоженных старух и собственные силы.

Ребенок перестал двигаться.

Несколько месяцев подряд она ощущала его толчки и пинки, радовалась им, считая, что сыну не терпится выпрыгнуть наружу.

И сейчас, когда наступил долгожданный момент, он замер. Чего испугался? Ну Ну казалось, что ребенок исчез, а вместо него в животе лежит камень, который с каждой минутой становится все тяжелее и неотвратимо тянет ее в пропасть.

Боль не утихала. Ребенок обязательно должен выйти, иначе они оба умрут.

Старухи о чем-то шептались. Ну Ну ощущала их беспомощность, – должно быть, они мысленно уже попрощались с ней. За минувший год в их деревне пятеро женщин умерли при родах. От смерти не была застрахована ни одна роженица.

Новая жизнь, покупаемая ценой смерти.

Ну Ну до боли в деснах закусила тряпку. Кто-то откинул с лица вспотевшие волосы и держал ей голову. Одна старуха торопливо спустилась с крыльца и отправилась за Маунгом Сейном. Муж ушел ночью, не в силах смотреть на страдания любимой. Все это время он пилил и колол дрова.

А Смерть продолжала стоять за порогом, распространяя зловоние. Что же она не войдет? Чего ждет? Зачем мучает Ну Ну?

Ну Ну позвала мужа. Громко, собрав все оставшиеся силы. Потом еще раз и еще. Почему же не идет? Ей хотелось, чтобы в момент ее смерти любимый был рядом. Он и только он должен держать ее руку в последние минуты.

Повитуха снова затолкала в рот ненавистную тряпку. Ну Ну услышала шаги поднимавшегося Маунга Сейна.

Он сел рядом с женой, приподнял ее и уложил себе на колени. Очередная судорога скрючила Ну Ну, она испугалась, решив, что умирает, схватилась за колено мужа, а потом, выплюнув опротивевшую тряпку, зубами вцепилась ему в руку. Маунг Сейн завопил от боли и крепко сжал ее тело. У Ну Ну перехватило дыхание.

Несколько минут она провела без сознания.

Очнувшись, услышала взволнованный голос повитухи.

А потом… потом раздался негромкий крик ребенка. Ее ребенка.

Ну Ну редко спрашивала соседок, как у них проходили роды и что они чувствовали потом. Рассказы были скудными. Да и что там вспоминать? Хвала небесам, живы остались, а то бы другие их дети осиротели. Для этих женщин роды были пыткой, которую они стремились поскорее забыть. Ну Ну удивлялась им. Свои первые роды она запомнила до мелочей, и с годами воспоминания ничуть не потускнели. Разве забудешь маленький сверток, весь в крови и слизи, который она впервые приложила к груди? Разве забудешь перекошенное лицо Маунга Сейна и рваную рану на его руке? В тот страшный момент Ну Ну почти до кости прокусила ему руку, вырвав клок мяса.

Она помнила дрожь во всем теле и нестерпимую боль. И большой чан с бурлящей водой, где старухи кипятили для нее тряпки и полотенца.

Помнила колотящееся сердечко сына, его учащенное дыхание, сморщенные пальчики и взгляд выпученных темно-карих глаз. Этого она никогда не забудет. Да и как можно забыть такое счастье?

Ну Ну крепко обняла сына, решив, что никогда не отпустит его от себя. Он – часть ее, и так будет всегда, понравится это ему или нет.