Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот это да! Ты принесла работу домой и работаешь тайком от отца?
– Только сегодня, только на один раз! С тех пор, как у нас в книжном заболел бухгалтер, я веду бухгалтерию, но я не в ладах с цифрами, как ты знаешь, поэтому мне нужно больше времени, чтобы разобраться. А еще мне нужно отыскать одну статью о нашем магазине в этих английских газетах, а я еще не успела их просмотреть!
Эмма что-то объясняла, одновременно складывая папки и газеты с туалетного столика в ящик гардероба. Вдруг из стопки выпало что-то блестящее. Фрида наклонилась и подняла этот предмет. Это оказалась довольно толстая металлическая бирка с гравировкой From Eleven to Ann, with love[40].
– Что это, Эмма? Кто это тебе дал? Чьи это имена?
– Что это? Кто это тебе дал? Чьи это имена? – Эмма со смехом передразнила сестру. – У меня есть подруга-англичанка, с которой я недавно познакомилась в книжном, ее зовут Энн. Она обручилась с англичанином. На днях, когда мы были все вместе у Ференца, она показала нам эту бирку, которую подарил ей ее жених, а затем забыла ее на кофейном столике. Я забрала, чтобы вернуть Энн в понедельник. Теперь ты удовлетворена, любопытная моя? Или у тебя есть еще вопросы?
– Хорошо, я поняла, – засмеялась Фрида. – Больше ни о чем тебя спрашивать не буду!
Хотя на самом деле ей не терпелось спросить, в самом ли деле жениха Энн зовут Одиннадцать.
* * *
Голос раввина был мощным и выразительным. «Как звон колоколов», – подумала Фрида. В солнечный апрельский день она взволнованно наблюдала за свадебной церемонией в синагоге на улице Юксек-калдырым. Эмма вошла в свадебном платье из кремовой парчи с драпировкой, держа несколько белых роз, под руку с отцом. Оставив отца, она поднялась наверх, в женское отделение. Ференц, который приехал в синагогу раньше и ждал невесту, поднялся к Эмме, приподнял вуаль, прикрепленную цветочной короной к ее локонам, и на мгновение пристально посмотрел ей в лицо. Затем снова спустился и занял свое место под хупой[41].
Следом за ним, опустив вуаль, сошла по лестнице Эмма и снова взяла под руку отца; на этот раз отец и дочь торжественно, под музыку Мендельсона, направились к ожидающему под хупой жениху. Ференц, который, согласно традиции, должен был ожидать невесту вместе со своими родителями, стоя в одиночестве, имел несколько печальный вид, к тому же во взятом на прокат фраке, который был ему великоват. Но зато в зале собрались все друзья, его и Эммы.
«У него оказалось гораздо больше знакомых, чем Эмма нам рассказывала, – подумала Фрида. – Он совсем не похож на одинокого человека».
Эмма подошла к своему будущему мужу, и Ференц снова приподнял вуаль.
В этот момент, по традиции, раввин во весь голос обратился к нему:
– Девушка, на которой ты собираешься жениться, та же самая, что ты только что видел?
Ференц посмотрел на красивое лицо Эммы и твердо сказал: «Да».
Фрида мысленно рассмеялась, вспомнив, насколько абсурдными казались сестре эти традиции. Эмма все твердила, что не видит смысла в этой нелепой церемонии – поднимитесь, спуститесь, поднимите вуаль, опустите вуаль, снова поднимите и так далее и тому подобное – и что она не хочет всех этих глупостей. Пусть раввин отчитает положенные молитвы, а мы наденем кольца, и дело сделано.
В конце концов мать не выдержала.
– Перестань, доченька! Не обижай отца, это традиция. Во время свадебной церемонии мы вспоминаем историю, когда праотцу Яакову вручили в жены другую девушку вместо той, которую он просил. Я тоже так выходила замуж, и моя мама…
Наконец, все молитвы были прочитаны, кольца надеты на пальцы, а стакан разбит[42].
О том, чтобы пригласить гостей на свадьбу в Стамбуле, находящемся на военном положении, не могло быть и речи. Скромный свадебный ужин был приготовлен ловкими руками Брони.
«Свадебное путешествие» было сведено к посещению Эдирне и его окрестностей на выходных: один богатый друг Ференца предоставил молодоженам свой особняк в Эдирне на пару дней.
Это вызвало новую вспышку гнева Самуэля Шульмана:
– Всю Фракию превратили в плацдарм, со дня на день ожидают нападения нацистов, правительство выделяет поезда для эвакуации населения, а эти чокнутые едут в Эдирне на «медовый месяц». Лучше б поехали за границу, в Болгарию, Югославию, а оттуда в Венгрию, навестили бы семью молодого мужа. И откуда Ференц знает этого человека? Когда он успел побывать в Эдирне?
Так ворчал Самуэль Шульман, пока молодожены не вернулись.
По возвращении Эмма и Ференц поселились в квартирке в Тюнеле. Они завели симпатичного трехмесячного щенка, которого Ференц приобрел у друга и назвал Хапси.
Броня, которая, в отличие от мужа, прежде одобряла каждый поступок зятя, когда узнала о щенке, принялась рвать на себе волосы.
– Как же можно взять собаку в квартиру? Она испортит все вокруг. Ее нужно выводить гулять два раза в день. Вы оба работаете. Как вы за ней будете ухаживать? А если родится ребенок? Если вам непременно нужны питомцы, могу отдать Валентино.
– Не волнуйтесь, я сам буду ухаживать за ним, сам кормить, – пообещал теще Ференц таким спокойным тоном, что ей оставалось только ему поверить. – Я не позволю Эмме нести ношу за себя.
Тем не менее Броня была уверена, что молодые совершают огромную ошибку. Собаки, которых они держали в Одессе, в дом никогда не заходили, жили в саду и охраняли. По выходным она иногда тайком от мужа плакалась Фриде: Ференц действительно странный человек, и он непременно повлияет и на Эмму. Теперь она была склонна согласиться с мужем, который еще время от времени смотрел на зятя с подозрением.
Фрида говорила примиряюще: «Они с Эммой очень любят друг друга. Пусть живут так, как хотят».
Между тем грядущий июнь сулил большие перемены. Немцы готовились напасть на русских. Фриду ожидали трудные экзамены. Но самое главное, им предстояло расстаться с Исмаилом на целых три месяца. Он продолжит работать ассистентом в разных клиниках города и брать ночные смены. Кроме того, хоть он и не любил в этом признаваться, он по-прежнему подрабатывал в «Парк-отеле».
А Фрида собиралась на лето вернуться в семейный дом в Мода и найти временную работу.
Следовало заранее продумать, как они будут поддерживать связь.
Июль
