Он подозрительно посмотрел на девушку; злопамятство неумолимой вражды и ревности к Атуллосу горело в его впалых глазах. Затем старик, пальцы которого дрожали словно у паралитика, повернулся к пробиркам и ретортам, среди которых он обыкновенно предпочитал находиться, занимаясь какими-то экспериментами.

Торкейн, вернувшись на следующий день, убедился в своём открытии – барьер в самом деле пропал. Теперь он мог подойти к зданию, если бы пожелал этого, без опасности быть превращённым в пыль при первом шаге. Он смело двинулся через сад по маленькой тропинке, ведущей к закрытой двери. Подойдя к окнам, он положил на землю лук и стрелы в знак своих мирных намерений.

Когда он приблизился к двери, на одной из высоких башен появился человек. Он направил вниз длинную металлическую трубку, которая могла вращаться на шарнирной опоре. Это был тот старик, которого Торкейн видел раньше. Из жерла трубы бесшумно вылетела цепь небольших огненных стрел. Они танцевали вокруг Торкейна и там, куда они попадали, земля и цветы мгновенно чернели. Фабар не мог точно прицелиться из-за старческого зрения и дрожащих рук, и ни одна из его огненных стрел не попала в цель. Торкейн ушёл, заключив, что его попытки переговоров по-прежнему были нежелательны Хранителям.

Когда он вошёл в лес, его испугала человеческая фигура, которая тайком отступила в тень. Впервые Торкейн видел, как кто-то прятался в этой местности, которой люди сторонились на протяжении столетий. Ему хватило одного беглого взгляда, чтобы понять, что это чужак. Он не носил никакой одежды, кроме волчьей шкуры, а из оружия у незнакомца было только грубо изготовленное копьё с наконечником из кремня. Черты его лица были звериными и деградировавшими, лоб был раскрашен красной и жёлтой глиной, что выдавало в нём члена одного чрезвычайно выродившегося племени, люди которого, как считалось, и убили отца Торкейна.

Торкейн окликнул этого человека, но не получил никакого ответа, кроме потрескивания веток и звука бегущих ног. Он пустил стрелу вслед злоумышленнику, но упустил его из виду среди стволов деревьев, прежде чем успел во второй раз натянуть лук. Чувствуя, что появление этого человека не несёт ничего хорошего Хранителям или его соплеменникам, Торкейн некоторое время следовал за незнакомцем, легко читая его следы, но догнать так и не смог.

Обеспокоенный и встревоженный, юноша вернулся в деревню. После этого, в течение долгих дневных часов, а иногда и ночью он наблюдал за холмами вокруг лаборатории, не раз замечая того странного дикаря вместе с другими, явно из того же клана. Эти дикари были очень скрытными, и, несмотря на все охотничьи умения Торкейна, ухитрялись избегать прямой встречи с ним. Стало очевидным, что их больше всего интересовала лаборатория, так как юноша обнаружил, что они всегда прячутся где-то поблизости. Изо дня в день их число увеличивалось; и Торкейн вскоре понял, что они планируют атаковать здание. Отныне муки его тщетной любви к дочери Хранителя смешивались с опасениями за её безопасность.

Он скрывал эту любовь, походы к лаборатории и бдения от своих товарищей. Теперь, призвав юношей и мальчиков, которые признавали его своим лидером, он рассказал им всё, что пережил и увидел. Некоторые, узнав, что силовой барьер отключился, настойчиво призывали к немедленному нападению на лабораторию, обещая Торкейну свою помощь в захвате девушки. Торкейн, однако, покачал головой, сказав:

– Сын Атуллоса не запятнает себя подобным злодеянием. Я не возьму ни одну женщину против её воли. Я скорее хотел бы, чтобы вы помогли мне защитить нынешних немногочисленных и слабых Хранителей от нападения мародёров этого чужого племени.

Последователи Торкейна были вполне готовы сражаться со злоумышленниками, вместо того чтобы нападать на лабораторию. Более того, они считали незнакомые племена своими естественными врагами; и не забывали, что те убили Атуллоса. Когда стало известно, что чужаки прячутся вокруг лаборатории, многие из старших воинов племени пообещали помощь Торкейну в бою против них, так что вскоре юноша оказался во главе небольшой армии.

Разведчиков отправили внимательно следить за перемещениями врагов, которые с каждым днём становились смелее. В полночь некоторые разведчики сообщили, что чужаки собираются на склоне под лабораторией. Из-за густого леса их точное количество было трудно определить. Некоторые из чужаков были замечены за обрубанием сучьев упавшей сосны каменными топорами; казалось очевидным, что они уже готовы к атаке, и сосна будет использоваться как своего рода таран, чтобы выбить дверь.

Торкейн немедленно собрал всю свою армию, насчитывающую около ста мужчин и юношей. Они были вооружены медными ножами или копьями, луками из кизила или хорошо выдержанного дуба, а их колчаны были наполнены стрелами с медными наконечниками. В дополнение к своему луку и ножу Торкейн с большой осторожностью нёс маленький глиняный горшок, наполненный серым порошком, который он взял в мастерской Атуллоса. Много лет назад, ещё в детстве, из-за тяги к непродуманным экспериментам, он бросил щепотку этого порошка на тлеющий уголь и был поражён последовавшим за этим громким взрывом. После этого, осознав своё полное невежество в подобных вещах, он боялся брать в руки любые химикаты, которые изготовлял и хранил его отец. Теперь он, вспомнил про свойства порошка и ему пришло в голову, что его можно эффективно использовать в битве с захватчиками.

Двигаясь со всей возможной скоростью, маленькая армия через час достигла освещаемого звёздами холма, на котором стояла тёмная лаборатория. Лесистый склон, по-видимому, был свободен от чужеземных дикарей, которые толпились тут прошлой ночью, и Торкейн начал опасаться, что они уже атаковали и захватили здание. Однако, когда он и его люди вышли из леса к краю садов, они увидели, что атака только началась. Местность кишела крадущимися, молчаливыми, смутно различимыми фигурами, которые слаженными волнами двигались к тихому и неосвещённому зданию. Казалось, будто армия теней осадила призрачную крепость. Затем жуткая тишина была нарушена громким ударом, и взрывом свирепого воя дикарей.

Торкейн и его сторонники, мчась вперёд, увидели, как центр тёмной орды немного отступил назад. Они поняли, что таран не смог пробить кедровую дверь при первом ударе и был отведён для второй попытки.

Торкейн, бегущий впереди своих людей, поджёг смоляным сосновым факелом фитиль из легковоспламеняющегося растительного волокна, который он приготовил для глиняного горшка. Когда фитиль горел уже на опасно близком расстоянии от содержимого, юноша швырнул горшок в вопящую орду чужаков. Он услышал ещё один, более жесткий удар, сопровождаемый дикими криками триумфа, как будто дверь поддалась тарану. Затем брошенный им со всей силой горшок взорвался с сильной вспышкой, осветив всю сцену, и оглушив людей взрывом, словно громом в горах. Торкейна, который был готов к мощному взрыву, отшвырнуло на землю с ошеломляющей силой, а его сторонники остановились в ужасе, полагая, что они стали свидетелями падения огненной стрелы, запущенной кем-то из спрятавшихся Хранителей.

Казалось, что подобное предположение возникло и в умах осаждающих: они в ужасе убегали во все стороны. Некоторых из них в темноте пронзили стрелы людей Торкейна, остальные с дикими воплями рассеялись между сосен.