Ему показалось, что кристалл потеплел, отзываясь на обращенные к нему слова.

Ученый направлялся к прибрежным скалам, на которых гнездились птицы. Там он найдет укромный уголок для кристалла. Будь что будет! Но лишиться добытого с таким трудом артефакта он не позволит.

Мешочек так разогрелся, что начал жечь кожу. Жилев занервничал. Сильное волнение мешало дышать. Казалось — кристалл прожигает тело насквозь.

Над скалами кружили птицы. Гортанные крики чаек оглушили Жилева, земля уходила из-под ног. Пошатываясь, он кое-как добрался до нагромождения замшелых валунов. Повсюду каменистая почва была покрыта перьями и птичьим пометом. Довольно быстро ученый нашел глубокое отверстие между камнями, куда прекрасно поместился завернутый в кусок брезента мешочек.

Степан Игнатьевич опустился на ближайший валун, наполовину вросший в землю, и закрыл глаза. Сознание мутилось, крики птиц все удалялись… пока не стихли совсем…

Воды залива поменяли окраску: из серых они превратились в ярко-синие. Откуда-то взялись деревья с огромными зелеными листьями. Тень от деревьев ложилась на мраморные ступени, ведущие к воде. Пенный прибой лизал мрамор, оставляя на нем обрывки водорослей. Выше широкой лестницы располагалась терраса.

На террасу вышли два высоких человека, одетых в легкие накидки. Они разговаривали. Прибой заглушал их голоса. Жилев не мог разобрать ни слова. Вдобавок его глаза начали слезиться, в горле запершило. Он с ужасом сдерживал подступающий кашель.

Один из собеседников оказался женщиной. Ветер рассыпал по плечам ее волосы… Женщина посмотрела прямо на Степана Игнатьевича, помертвевшего от страха и съежившегося за огромным камнем. Там, где камень врос в землю, цвели желтые маргаритки. Это было последнее, что запомнил ученый, прежде чем его тело сковал леденящий холод, а глаза сами собой закрылись…

Резкие крики птиц вернули Жилева к жизни. Он вздохнул и встрепенулся, озираясь по сторонам. Никаких мраморных ступеней, никаких пальм… впереди, на свинцовых волнах залива качаются чайки и поморники. Пахнет рыбой, птичьим пометом. На берегу догнивает почерневшая лодка. Ее остов похож на скелет морского чудовища.

— Тьфу, черт! — выругался ученый. — Привидится же такое… Бред! Видно, я успел подхватить от ребят проклятую заразу. Небось температура подскочила.

Он провел рукой по влажному лбу и только сейчас почувствовал, как сильно промерз на ветру. Пора возвращаться в дом.

Жилев не смотрел на часы и теперь не мог определить, сколько времени он отсутствовал. Кажется, не очень долго.

Дрова в печи перегорели, но в доме еще стояло тепло. Члены экспедиции спали.

«Никто ничего не заметил, — решил Степан Игнатьевич. — Отлично. Не придется лгать и выкручиваться».

В тепле ему стало лучше. Озноб прекратился, дурнота отступила, и ученый погрузился в беспокойный сон. Разбудил его густой бас Бологуева.

— Нужно устроить баню, — прогремел доктор. — Русская баня лучше всяких лекарств хворь выгоняет.

— Мы эту… хворь непонятную чем только не лечим, — вздохнул Седов. — А толку?

— Теперь будет, — обнадежил его Бологуев. — После баньки «дух тундры» смилостивится над нами, грешными. Я чую.

Крошечная баня была пристроена вплотную к задней стене дома. В тесном помещении с каменным очагом и деревянной скамейкой с трудом могли поместиться два человека. В углу стояла бочка для воды, висели деревянный ковш и шайка. Потолок потемнел от копоти.

Палеонтолог Костя отправился растапливать баню, греть воду. Ряшкин вызвался ему помогать.

— Займусь-ка я обедом, — решил Гурин.

Он разбирался не только в истории и археологии, но еще оказался большим гурманом.

— Надоели консервы и брикеты, — ворчал историк, ощипывая застреленную накануне птицу. — А от соленой рыбы печень ноет. Супчику хочется из свежатинки.

Степан Игнатьевич окончательно проснулся, когда из огромного казана уже раздавалось аппетитное бульканье и на весь дом благоухала утка с пряностями.

— Обедать пора, Степа, — добродушно ворчал Седов. — А ты все спишь да спишь.

— Нездоровится мне.

— Так… всем нездоровится. Мы вот решили в баньке попариться. Ты будешь?

Жилев не успел ответить. Прибежала жена оленевода-долгана, старая женщина с темным заплаканным лицом.

— Моя старик помирай, — бормотала она, сжимая обеими руками амулет из моржового клыка. — Беда. Доктор надо.

— А что случилось? — спросил Бологуев.

— «Дух тундры» сильно сердитый! Ветер наслал, гнездо хельтяя разорил… Беда! Теперь мой старик помирай.

Доктор растерянно оглянулся на остальных. Может, кто-то понял больше, чем он?

— Хельтяем долганы называют птичку, которая по местным поверьям символизирует счастье, — объяснил Линько. — Разорить ее гнездо считается ужасным грехом и плохим предзнаменованием. Это все суеверия! Хельтяй — по-научному, птица семейства воробьиных, называется лапландский подорожник. Только и всего.

— По-научному! — передразнил его Седов. И, обращаясь уже к доктору, добавил: — Пошли, что ли. Я с тобой.

Доктор, Седов и жена оленевода ушли.

В доме воцарилось тревожное молчание. У оставшихся пропал аппетит. Утиный суп остывал в глиняных тарелках. Жилев проглотил кусочек разваренного мяса и отложил ложку. Еда не лезла в горло. Никто не высказывал свои предположения о возможной связи внезапной болезни старика-долгана с тем, что именно он рассказал о заброшенном зимовье.

Так, в угрюмом молчании, дождались возвращения доктора и Седова. Выражение их лиц не предвещало ничего хорошего.

— Что? — спросил Жилев.

— Старик умер, — ответил доктор. — Похоже на сердечную недостаточность.

— Это просто совпадение! — выпалил Ряшкин.

Все повернулись к нему. Он невольно проговорился о том, что боялись произнести вслух остальные: смерть долгана, заброшенное зимовье и странная находка — звенья одной цепи.

— «Дух тундры» гневается, — заключил Гурин. — Он не оставит нас в покое, пока мы не вернем ему похищенное. Оленевод — первая жертва, предупреждение нам. Если не одумаемся…

Неподвижные существа забавляли гостя. Они оказались твердыми и холодными, их не удавалось сдвинуть с места. Прикасаясь к ним, Виссагор испытывал незнакомые ощущения.

— Вы меня чувствуете? — обращался он к хозяевам помещения с колоннами.

Те молча взирали на него.

Виссагор понял, ему не ответят.

— Эй! — воззвал он. — Есть тут кто-нибудь?

Хранитель Свитков обошел вокруг каждой колонны, пытаясь разобраться в их устройстве. Напрасный труд. Колонны уходили в высоту и терялись в курящейся дымке, внизу же они опирались на круглые основания, намертво прикрепленные к полу.