— Выпили! — Бережной с трудом сдерживал ярость, бушующую внутри. — Майор, ты сбрендил или просто белены объелся? Эти отморозки избили девчонку, а чтобы скрыть следы своих деяний, кинули в соцсетях клич и собрали под зданием полицейского участка толпу таких же мерзавцев, как они сами, и фактически натравили эту толпу на беззащитную девушку, а сами стояли и смотрели. Стояли и смотрели!

— Мало того, они еще эту толпу подначивали. — Ершов помахал своим телефоном. — Есть запись камеры журналиста, которого привел Назаров. Хорошо, что там оказался этот… Пагутянский, которого накануне задержали за драку в баре, он вышел из здания практически вслед за Викторией и помог нам с Назаровым вырвать девушку из рук толпы. А ребята, значит, просто выпили? Это по-другому называется, майор. Это организация преступной группировки с целью покушения на убийство. И я не понимаю, что ты тут блеешь насчет «не наша ответственность», если на странице в соцсети оперуполномоченного Одинцова висят вся информация о задержании Виктории и призыв «преподать урок убийце». Это как раз наша ответственность, даже если не принимать в расчет пол в кабинете, залитый кровью пострадавшей.

— Когда Станишевская отсюда выходила, на ней не было ни одного синяка. — Майор Лубенец не намерен был легко сдаваться. — Камера на входе это зафиксировала, и ею был подписан документ, согласно которому у нее нет претензий к полиции. А кровь… Она могла споткнуться, упасть, кровь из носа побежала, и…

Бережной смотрел на заместителя и думал, что за год он так не узнал его, как за последние полчаса.

— Майор, тебе что, и правда наплевать на то, что наши сотрудники совершили преступление?

— А это оттого, Андрей Михалыч, что Одинцов — родной племяш майора. — Виктор Васильев криво ухмыльнулся, глядя на побледневшего Лубенца. — Вот он сразу дяде и позвонил, когда протрезвел и вкурил, что дело плохо. Время потеряли, а теперь выживет девчонка или нет — уже большой вопрос, только что звонил в больницу, правую почку ей, скорее всего, придется удалить совсем, сейчас решают, справится ли вторая. И по почкам били ее не отморозки из толпы, а здесь, в этом кабинете.

Бережной сжал кулаки.

Это было то, с чем он боролся беспощадно — пытки в полиции. С тех пор как он занял должность начальника городского управления, таких случаев стало намного меньше, и за каждый выявленный и доказанный факт применения физического воздействия к задержанным и подозреваемым Бережной безжалостно увольнял виновных и отдавал под суд. Но чтоб сотрудники, избив задержанного, собрали толпу, дабы та довершила дело и скрыла их преступление — такого генерал не помнил.

— Мне просто интересно, чем вы думали? — Реутов смотрел на двоих, только что сдавших документы и оружие оперов, и ему хотелось сделать с ними то же, что они сделали с Викторией. — Нет, я не спрашиваю, как у вас поднялась рука бить женщину, — тут как раз все ясно, гендерных предрассудков вы лишены напрочь. Но собрать толпу и отдать девушку на растерзание! И смотреть на это, снимать на телефоны! Не просто отвесить лещей — и то запрещено, но тут кровь на полу! Значит, били по голове, по лицу, и ведь знали, что улик у вас нет, кроме статьи в компьютере убитого. А когда она сидела здесь, подписывала отказ от претензий, вы уже собрали толпу и разогрели ее фразами о справедливом возмездии! И смотрели! Список телесных повреждений, как у жертвы столкновения с поездом. Переломы ребер, ушибы почек, закрытая черепно-мозговая травма… Вы что, совсем сдурели?

— Выпивши были… Да она целая была, это ее уже на улице отходили. А не докажете, что мы нанесли ей телесные повреждения!

— Зато докажу, что вы организовали покушение. — Реутов сжал кулаки. — Уже доказал, собственно.

Бережной поднялся и кивнул Лубенцу:

— Сегодня на стол заявление об отставке, остальное решит суд. Денис Петрович, проследи, чтоб эти двое хорошо устроились в камере, а я поговорю с прокурором, чтоб никаких подписок о невыезде. Но прежде мне нужно объясняться с прессой и, в частности, с Назаровым, а вы молитесь, кретины, чтобы потерпевшая выжила.

Бережной вышел из кабинета, оставив бывших сотрудников на Реутова и Васильева, а эти двое полностью разделяли мнение генерала насчет недопустимости физического воздействия на задержанных, так что ждать сочувствия или помощи двоим преступникам не приходится. Реутов сделает все, чтобы они прошли все круги ада, а изощренный ум майора Васильева сумеет найти наиболее неприятные варианты.

Это были его люди, на честность и профессионализм которых генерал полагался всецело.

А на что он не надеялся, так это на понимание со стороны Евгения Назарова. И ему сейчас надо сделать так, чтобы парень не слетел с катушек и не принялся расписывать в городской популярной газете ужасы полицейских застенков, и не ради чести мундира, а ради расследования. Шумиха сейчас ни к чему, убийца затаится, а им надо, чтобы он был уверен: его преступление снова повесят на кого-то другого.

— Я не прошу вас скрыть правду. — Бережной с сочувствием посмотрел на Назарова. — Но если сейчас поднять шум, убийца может залечь на дно, и тогда найти его будет сложнее. Я изучил улики по старому делу и считаю, что следствие было поверхностным и предвзятым, а многие улики, по моему мнению, вообще говорят как раз в пользу вашей подруги. И кто-то знал, что рано или поздно дело снова поднимут, как и то, что ваш журналист пишет статью о Виктории. Нужно найти этого человека, а потом можете размазать нас по стенке, мы заслужили это. Я прошу всего лишь об отсрочке — пока мы найдем преступника, на это я брошу наши лучшие силы, и на сей раз расследование будет таким, как положено.

Лицо Назарова, заострившееся и бледное, осталось бесстрастным, но глаза яростно блестели. Адвокат Ершов поодаль говорил по телефону, но генерал понимал, что и он слышит каждое слово.

— Евгений?

Его давешний посетитель, специалист по безопасности предприятий Павел Олешко, тронул Назарова за плечо, и тот оглянулся на него, словно ища совета. Черта с два этот Олешко просто преуспевший охранник, что-то есть в нем, от чего кровь стынет, когда встречаешься с ним взглядом, а вот на Назарова он так не действует, очевидно.

— Да. — Назаров поднялся, и к ним присоединился Ершов. — Мы поедем в больницу, и…

— Я тоже туда поеду. — Бережной вздохнул. — Если кто-то пешком, могу подвезти. Надо же было такой беде стрястись. Господи, помилуй…

И эта фраза генерала вдруг погасила гнев Назарова. Перед ним стоял человек, испытывающий вину и стыд за действия своих подчиненных и тревогу за жизнь Вики, и хотя никакой его личной вины в произошедшем нет, это теперь для него личное дело, настоящая беда. И его искренность стала первым шагом к доверию, которое возникло между ними.

Конечно, поднимать шум нельзя, потому что человек, совершивший второе убийство, вполне способен совершить и третье, и кто знает, кого он выберет на этот раз.

Дорога к больнице казалась бесконечной. А в вестибюле Назаров увидел Алену и Юрия, они сразу подошли к нему — двое самых близких друзей, и Назаров обнял их, потому что ему было нипочем не устоять, его силы иссякли.