А может, солдатик увидел, как Динку запихивают в машину, и бросился за подмогой. Впрочем, в любом случае его дальнейшая судьба должна занимать меня в последнюю очередь. Сейчас на кону жизнь моей подруги.

Кто-то с силой дернул на себя заднюю дверцу, потом еще раз. Заведя машину, я бросил беглый взгляд назад и разблокировал двери: это был Патогеныч. Он ввалился на заднее сиденье и захлопнул дверцу за собой. С противоположной стороны в машину прыгнул Храп, после чего я резко рванул джип с места вслед за похитителями Динки, не дожидаясь, кто еще выскочит из бара.

Вот теперь мы на равных, ребята. Давайте погоняемся.

– Что происходит? – рявкнул Патогеныч. – Контролер?..

– Следи за ощущениями! – распорядился я, утопив педаль газа в пол. – Чуть какой звон в ушах – сразу предупреждай! Если он возьмет меня под контроль, разобьемся к чертовой матери!

Пока я экспроприировал вражескую технику, похитители свернули куда-то во дворы. Недолго думая я последовал их примеру. Я готов был голову дать на отсечение, что они выберутся на Академика Александрова. Это единственная магистраль, пронизывающая город из конца в конец.

Со стороны пассажира болталось на коротком витом шнуре переговорное устройство, из которого доносились приглушенные матюги по-английски. Понятно; штабной офицер миротворческих сил малость загулял, а свирепое руководство срочно потребовало его на связь, и молоденький водитель офицера кинулся за шефом, с перепугу бросив и машину, и ключ в зажигании. Жалко, автоматическую винтовку не забыл – к сожалению, этому натовцев учат в первую очередь: всегда, даже в туалет, брать личное стрелковое оружие с собой. Иначе партизаны и судьба рождественского кабанчика.

Одной рукой удерживая руль, другой я отключил переговорное устройство и грохнул его в гнездо. Нечего ему болтаться и стукаться о стекло, отвлекая меня от дороги.

Несколько минут я вращался по узким петляющим улочкам Чернобыля-4, непрерывно выкручивая руль. Когда здесь разбивали временный эвакопункт и армейский госпиталь, никто, разумеется, и думать не думал о том, что военный городок так разрастется. А разрастался он в суматохе хаотично и непредсказуемо, разумеется, без всякого генерального плана. Теперь же делать с этим что-либо было поздно.

– У кого-нибудь оружие есть? – поинтересовался я в пространство.

– Кто же ходит в бар с оружием, – резонно заметил Патогеныч. – Ты что, с дубу рухнул?

– У меня пистолет, – отозвался Храп.

– Мать, – прокомментировал я. – Дважды мать. Они наверняка экипированы по полной программе.

Категорически неплохо день начинается.

Мы выскочили на улицу Академика Александрова, однако никакого джипа ни спереди, ни сзади не обнаружили. На несколько долгих мгновений мое сердце перестало биться. Если похитители высадились где-нибудь во дворах или поменяли машину, преследование можно считать законченным. Однако внезапно знакомый внедорожник с гражданскими номерами вылетел на трассу в одном квартале впереди нас. Я тут же прибавил скорости; ублюдки заметили меня не сразу, и я повис у них на хвосте.

Догнав машину похитителей, я с размаху всадил бампер своего джипа ей в корму. Нас здорово тряхнуло, раздался душераздирающий треск.

Недурственно.

В заднем окошке джипа мелькнуло лицо Ковригина, перекошенное от злобы. А здравствуй, родной. Мы ведь с тобой так еще и не посчитались за ту борзоту, с которой ты вел нас с американцами на расправу к Стронглаву. Обожаю, когда у меня с противником личные счеты: в Космонавта, скажем, мне было бы сложнее стрелять. То есть нет: Космонавта я бы в такой ситуации тоже расстрелял бы не задумываясь. Но от этого я не получил бы такого удовольствия, какое получу, прикончив паскуду Ковригина.

Вторым на заднем сиденье был Мармелад. Еще один приятный сюрприз. Между двумя вонючими мутантами была намертво зажата моя Динка, ее шикарные волосы расплескались по спинке заднего сиденья. Когда я тебя спасу, радость моя, обязательно вымоешься с антисептическим мылом. За рулем у них, похоже, Сотовый – в низко надвинутой бейсболке, чтобы скрыть третий глаз посреди лба. А вот кто сидит рядом с Сотовым, никак не могу разобрать. Впрочем, не сильно удивлюсь, если еще один контролер. Как-то же они вытащили Динку из бара.

Темные, значит. О как. Только этого не хватало.

Я снова с размаху таранил машину похитителей, пытаясь столкнуть ее с дороги. Сотовый начал вилять, швыряя руль то влево, то вправо; встречный грузовик издал протяжный гудок, когда мы едва не своротили его в кювет. Сейчас мне на руку было устроить на трассе максимальное безобразие – тем больше было шансов, что встречные военные обратят на нас внимание и остановят. Я надеялся, что лишившийся транспортного средства солдатик уже сообщил об этом куда следует и меня сейчас ловят по всем направлениям. А джип темных, улепетывающий от угнанной машины, остановят вместе с моим для выяснения ситуации. В результате я, конечно, вполне могу загреметь в тюрьму, но зато моя девочка будет спасена. И с тюрьмой тоже еще не факт: Бубне не впервой задействовать нужные связи, чтобы спасти из-за решетки одного из самых ценных своих сталкеров.

Однако пока мои ожидания не оправдывались. Город словно вымер. Ни разу мне еще не удалось пересечь его из конца в конец, не наткнувшись на армейский патруль; сегодня, похоже, такой день настал. Над нами не кружили боевые вертолеты, и даже злобное армейское руководство, которое я так невежливо заткнул, не стало снова вызывать непутевого офицера. Закон подлости – это, по-моему, единственный закон вселенной, который действует всегда и везде, абсолютно в любой ситуации и на любой географической широте.

А ведь выходит, что положение гораздо серьезнее, чем мне представлялось. Темные не могут долго жить за пределами Периметра, как и все остальные твари Зоны. Несколько часов – и клеточные мембраны начинают разрушаться. И раз уж полумутанты выбрались наружу, прекрасно понимая, как страшно рискуют, значит, у них просто не было выбора. Значит, Динка нужна им позарез – и вряд ли для того, чтобы любоваться пикантными танцами в баре «Сталкер».

На заднем сиденье джипа темных возникло подозрительное шевеление. Поехало вниз стекло в боковом окошке. Мне очень хотелось надеяться, что автоматов у похитителей при себе нет. При въезде в городок им пришлось преодолеть армейский блокпост, и вряд ли они стали бы так рисковать – «калаши» в машине не спрячешь так же просто, как пистолеты.

Длинная автоматная очередь, которой полил нас высунувшийся из окошка Ковригин, убедительно доказала мне, что тут я малость ошибся и что темные – по-прежнему самые рисковые и отмороженные сукины дети во всей Зоне. Ну, может, еще монолитовцы поспорят с ними за это сомнительное звание.

Круто выворачивая руль, я бросил беглый взгляд в расколотое пулей зеркало заднего вида. Вот, значит, как, ребята. Полномасштабная война. Выходит, темные не просто напали на наш клан, что уже само по себе плохо, но еще не смертельно и вполне может быть погашено переговорами. Они напали на нас за пределами Зоны, хотя всем кланам строго-настрого запрещено переносить свои разборки через Периметр. В Зоне наша стрельба мало кого волнует, но когда такая штука происходит в военном городке Чернобыль-4, это может очень больно ударить по всем вольным бродягам. Я понимаю, что презумпция невиновности и личная свобода – основы демократии, но мы находимся в зоне боевых действий, а значит, никакие права и свободы тут не действуют. И если военные после стрельбы в городке решат устроить массовые обыски или еще как-нибудь прищемить сталкеров, все кланы очень сильно напрягутся на темных. Клещ, конечно, сколько угодно может пыжиться и надувать щеки, что, дескать, одной войной больше, одной меньше, и мало ли мы вообще воевали, радиоактивное мясо? Но только если мы все договоримся и проведем операцию вроде той, в ходе которой был разгромлен «Грех», темным однозначно хана. Против лома нет приема.