Анаксагор: Нет, мой Сократ.

Сократ: Восточно-иберийских?

Анаксагор: Их не сосчитать, господин Сократ! Один только «Арагви» чего стоит!

Папаян: Шеф-повар «Арагви» – армянин.

Сократ: Тем более! В десятку кухонь мира грузинская входит?

Анаксагор: Безусловно, мой Сократ!

Сократ: Скажи-ка, Анаксагор, ты можешь перечислить эти десять, только чтобы нас никто не обвинил в неточности, в алфавитном порядке?

Анаксагор: Что может быть проще? Афганская, грузинская, индийская, испанская, итальянская, китайская, мексиканская, таиландская, французская, японская.

Сократ: Грузины говорят, что их лучшее блюдо следует выбирать между хачапури и сациви. Допустим, это сациви – что ты можешь сказать об остальных блюдах-чемпионах, Анаксагор?

Анаксагор: Для афганцев – это кабаб с кубидехом, для испанцев – паэлья, для индийцев – карри, для японцев – суши, для итальянцев – пицца, для мексиканцев – тако, для таиландцев – суп с креветками том ям кунг, для французов – улитки, для китайцев – схватка тигра с драконом.

Сократ: Начнем с конца. Не имеешь ли ты в виду змею, говоря о схватке тигра с драконом?

Анаксагор: Именно, мой Сократ.

Сократ: Много ли ты знаешь в мире народов, употребляющих в пищу змей?

Кан Чан-Хо: Мы, корейцы, едим все, что стоит ниже человека – и змею, и обезьяну.

Анаксагор: Нет, если не считать уроженцев Дальнего Востока и мифических леших.

Сократ: Следовательно, она не может быть всемирным блюдом.

Анаксагор: Выходит, так, мой Сократ.

Кан Чан-Хо: Это потому, что вы их не пробовали.

Сократ: Улиток едят все?

Анаксагор: Всемирным блюдом не может быть и это.

Сократ: Что ты скажешь о любителях сырого мяса, Анаксагор?

Анаксагор: Они в меньшинстве.

Сократ: Каковы шансы суши?

Японский шпион Орлов: Суши не сырое, не совсем сырое блюдо.

Анаксагор: Шансы суши минимальные, мой Сократ.

Сократ: Креветок ловят в Волге?

Анаксагор: Половина мира вообще не знает, что такое креветки.

Сократ: Представляешь ли ты, великий гурман Анаксагор, том кум ян без креветок и кокосового молока?

Анаксагор: Нет, мой Сократ.

Сократ: Хорошенько подумай, мой Анаксагор, и ответь, что лучше – испанская паэлья или хороший узбекский плов?

Анаксагор: Не могу солгать в присутствии Рахимова – узбекский плов, безусловно.

Сократ: Значит, во всемирные блюда паэлья не годится. Что же у нас осталось?

Анаксагор: Великолепная пятерка: афганский кабаб с кубидехом, индийское карри, итальянская пицца, мексиканское тако и грузинское сациви.

Сократ: Не сходны ли по типу итальянская пицца, грузинское хачапури и русская ватрушка?

Анаксагор: Тебе известно, мой Сократ, о моем отношении к хачапури; давай исключим пиццу, все равно я не большой ее любитель.

Сократ: А что представляет собой мексиканское тако, разве «сборная солянка» не лучше, ведь это то же самое, только с большим количеством компонентов?

Донской: Сборная солянка лучше, чего только один соленый огурец стоит!

Сократ: Остановимся на афганском кабабе, на том же грузинском и армянском хореваци и всесоюзном шашлыке. Ты когда-нибудь делал шашлык, мой Анаксагор?

Анаксагор: Конечно, в Переделкине мы частенько этим занимались.

Сократ: Но тогда афганский кубидех – это то, что мы, грузины, кабабом зовем, – не может быть лучше того, что есть у азербайджанцев.

Анаксагор: Ты прав, мой Сократ, то, что у меня получается хорошо, не может быть лучшим блюдом мира. При этом армянское хореваци лучше всех шашлыков.

Сократ: Начинается конкурс блюд, заправленных орехами. Карри или сациви?

Анаксагор: Трудно будет выбрать, они очень похожи.

Сократ: Скажи-ка, Анаксагор, что за мясо идет на карри?

Анаксагор: Куриное.

Сократ: А на сациви?

Анаксагор: Индейка.

Сократ: Какая из них больше?

Анаксагор: Мой Сократ, что это за аргумент?!

Сократ: Что гуще, сациви или карри?

Анаксагор: Сациви.

Сократ: В каком из них больше орехов?

Анаксагр: В сациви.

Сократ: больше насытит одна миска сациви или одна миска карри?

Анаксагор: Сациви, мой Сократ. Признаю, сациви – лучшее блюдо в мире, и давай заодно скажи нам, как его готовят.

Затем последовали рецепт сациви и описание его приготовления. Голодный народ плакал и поздравлял нас с успехом диалога. Мы с Янковым, эмоционально разрядившись и артистически устав, выпили два термоса крепкого чая и поклялись, что, выйдя на волю, закажем лучшим грузинским и индийским поварам карри и сациви и на кулинарном поле битвы определим победителя (эта наша простая гастроцентрическая мечта до сих пор остается несбывшейся).

Как уже было сказано, Вадим был замечательным знатоком древнегреческого, однако знание это было скорее любительским, чем профессиональным. Например, теоретически он понимал accusativus cum infinitivo, однако в тексте мог и не узнать его. У него с собой был учебник греческого языка Соболевского, чьи параграфы были им тысячу раз пережеваны, поэтому ко дню рождения я решил подготовить ему серьезный подарок. В систему книга почтой попала знаменитая серия Германской Демократической Республики Teubneriana, красные книги которой охватывали классику древнегреческой литературы, а синие – римской. Ленинградский Дом книги, невзирая на мой сомнительный обратный адрес, принял заказ и выслал красный том Еврипида: академическое издание на древнегреческом одного из шедевров этого автора – «Алкестиды». Не могу передать чувства, с которым Янков принял подарок – оригинальный и неадаптированный греческий текст, при наличии небольшого словаря в учебнике Соболевского и дипломированного специалиста (соискателя научной степени) в придачу!

До этого Вадим проэкзаменовал меня по собственной, как он выражался, «парадигме жизни». «Представь себе, – сказал он, – что Бог дал тебе точно столько воды, сколько тебе нужно для пересечения пустыни, ни каплей больше, ни каплей меньше. Идешь по пустыне. Встречаешь жаждущего человека, он просит у тебя воды – как ты поступаешь? Я ответил, что дам человеку попить и мы вместе продолжим путь. «В таком случае погибнете оба, воды не хватит, вам не выбраться из пустыни – объявил Вадим. – Нет, Бог дал тебе жизнь в виде воды, и ты должен беречь ее, не должен давать выпить другому!» Я ответил, что все равно поделюсь водой, и спор на том прекратился.

Он засел за подаренную мной книгу. Его сильно увлекла жертвенность Алкестиды, готовой погибнуть ради любимого человека, умереть вместо другого. Вадим злился на Еврипида, который не соглашался с его «парадигмой жизни». Алкестида, родная литературная мать Антигоны, очаровывала его со странной силой и одновременно страшно раздражала. Он говорил, что престарелая мать Адмета поступила правильно, не умерев вместо сына, и престарелый отец также поступил верно, когда, воспользовавшись парадигмой, не умер вместо сына, однако как могла жена, Алкестида, такая молодая, не уберечь своей Богом дарованной жизни! Вадим не мог, не хотел этого понимать.