Кадашкин заметно побледнел, глаза его забегали.

— Что сопишь? — продолжал Остапенко. — Небось решил сам, со своей бригадой, меня свалить? Об этом сейчас подумал? Обиделся, что на тебя орут? Так запомни, что такие деньги, которые ты от меня получаешь, отрабатывать надо, а не создавать критические ситуации. А бригада эта не твоя, а моя. Я этих гавриков просто временно тебе подчинил для удобства и пользы дела. Заикнись им только про меня, и они же мне твою голову на тарелке принесут. А на другой яйца!

— Михаил Иванович… — Кадашкин смахнул рукой пот с побледневшего лица. — Вы что… вы меня подозреваете в таком! Да я же…

— Ты же! — рявкнул Остапенко. — Вот сиди и помни, что ты «же». Своим делом занимайся и знай, что я тобой недоволен. Зажрался… Что по фирме Борисова?

— По фирме, — начал Кадашкин, с трудом сглотнув подступивший к горлу ком, — все в порядке. Подчищаем задним числом кое-какие обязательства, за два-три месяца банкротим, а потом — как планировали. Я подготовил вам вариант с внебрачной дочерью Борисова. Думаю, лучше ее сделать инвалидом детства. Мать подобрали надежную, подписывать будет все, что надо.

— Это еще зачем?

— На первом этапе нам нужен наследник Борисова, так надежнее с точки зрения закона. Несовершеннолетняя наследница, послушная опекунша. А потом, когда фирма обанкротится, они отойдут в сторону. Я продумал — вариант надежный.

— Ладно, тебе виднее, специалист. Деньги от партнеров пошли?

— Да, как и договаривались, вчера прошел первый транш. Если нужно, то я подготовил вам календарный график всей процедуры до конца года и объемы перечислений от них на ваши счета. Я полагаю, лучше не гнать на один счет, а каждый раз перечислять на другой. Так сказать, держать яйца в разных корзинах. Потом, через год-другой, можно заняться переброской на основной счет, если возникнет необходимость, а остальные оставить как резервные или закрыть совсем.

То, что начальство не отправит его в командировки, Пугачев был уверен. Но ему кроме официальной командировки нужно еще и письмо от своего прокурора. Вряд ли кто станет с ним откровенно разговаривать в соседнем Кочетковском районе, да еще по такому щекотливому делу. Ладно бы рядовое убийство, которое может иметь выход на другой район. Тут каждый следователь сообразит, что обоюдный обмен информацией может привести к обоюдной пользе. А когда ты имеешь десяток трупов, да еще в результате перестрелки, то тут каждый рядовой работник и каждый начальник, независимо от ранга, сто раз подумает, прежде чем вообще с кем-то станет разговаривать. О таких вещах лучше вообще никому не знать. Чем резонанснее преступление, тем больше внимание начальства. А уж вызывать внимание краевого начальства не хочет никто. И кто его знает, этого Пугачева из Романовского района? А вдруг он решит выслужиться, вдруг корни этой стрельбы берут начало в его районе?

А они, по мнению Пугачева, как раз оттуда и были. В деле убийства Борисова он не продвинулся больше ни на шаг. Дело о несчастном случае со смертельным исходом с Белозерцевым отдали другому следователю почти сразу. Пугачев дружил с техникой. Очевидно, что ковши экскаваторов сами не падают, хотя бы по той причине, что они находятся в нерабочем состоянии на земле. Экскаватор — не кран, это у крана стрела всегда задрана.

Первая же мысль, которая пришла Пугачеву, когда он только успел познакомиться с обстоятельствами дела Белозерцева, что был еще кто-то, кто экскаватор завел, поднял ковш, а потом уже… Потом возможны варианты. От убийства по неосторожности до умышленного убийства. Не исключался и вариант, что в состоянии алкогольного опьянения Белозерцев сам завел экскаватор, поднял ковш, а потом вышел из кабины и встал под него. Тут гидравлика и не выдержала. Или рычаг соскочил.

Но на все эти вопросы ответ могла дать экспертиза. А доступа к делу Пугачев теперь не имел. Чутье подсказывало ему, что интересоваться не стоит. И это же чутье намекало — почему.

А еще имело место групповое убийство девятерых иногородних. И опять дело к Пугачеву не попало, а его передали молодому неопытному следователю. И по разговорам на планерках было понятно, что опять там все выводят на несчастный случай. Понятно, что хочется иметь в районе поменьше тяжких преступлений, но не таким же глупейшим способом скрывать их.

Схема в голове Ивана Трофимовича вырисовывалась следующая. Кто-то на территории района убил, имитируя несчастный случай, девятерых человек. Зачем те ехали сюда? Ясно, что повод был связан с криминалом. А ведь ехали из Краснодара. Следом кто-то расстрелял десятерых человек в соседнем районе. И все эти десять, без сомнения, имели отношение к криминалу. Тут и к гадалке не ходи. За что их убили? Наверняка разборка. Значит, в соседнем районе есть банда, которая совершила преступление в нашем районе, но убили тех, кто из Краснодара. А им отомстили. Значит, место совершения преступления, территориально получившееся в Романовском районе, лишь случайность? Да, это самый простой ответ. Только есть одно «но». Те девять человек уже проехали Кочетковский район. Не в Кочетковский район они ехали, а, скорее всего, в Романовский. Значит, ответы тут, а не там. Там только подсказки, и за ними надо ехать.

Иван Трофимович очень долго боролся с собой. Самое сложное было победить мысль — «зачем ему это нужно»? Сформулировать ответ он так и не смог, потому что получалось слишком напыщенно. Вроде бы задолжал он правосудию, закону, своей совести. А еще его очень подмывало взять и просто подделать подпись прокурора на письме в прокуратуру соседнего района и начальнику РУВД. Вытащить бланк из компьютерной базы не проблема, они у каждого на рабочем столе. И письма с запросами готовили все следователи сами, отдавая в секретариат лишь на подпись руководству. Но это была уже слишком серьезная провинность, провинность лично перед начальником. Это уже плевок в колодец, из которого он сладко пил столько лет.

— Володя, — Пугачев заглянул в кабинет следователей. — Что-то я приболел. Я уйду сегодня пораньше, а завтра вызову врача. Если что, на планерке замолвишь словечко.

— Как это вас угораздило в такую жару? — с готовностью вскочил со своего рабочего места Черемисов. — Или сердце?

— Нет, не сердце, — покачал Иван Трофимович головой, старательно изображая недомогание. — Или продуло сквозняком где, или кондиционером. Или чихнул кто на меня. Вот это скорее. Вирусное что-то. Так ты скажешь начальству?

— Конечно, Иван Трофимович! Лечитесь спокойно. А я завтра вас навещу, может, лекарства какие надо будет купить, витаминчики.

— Прошу тебя, Володя, — укоризненно ответил Пугачев. — Только вот этого не надо. Еще ты подхватишь от меня заразу. Если это вирусная инфекция, то у меня сейчас как раз самый заразный период. Все хорошо. Отлежусь, отосплюсь. Ты, наоборот, постарайся, чтобы меня пару-тройку деньков не беспокоили. Ну что это за лечение, когда через каждые тридцать минут телефон трезвонит? Сон — вот самое лучшее лекарство. Договорились?

— Договорились, шеф! — с энтузиазмом отрапортовал Черемисов. — Никто не посмеет тревожить ваш лечебный сон.