– То, что заставило его похоронить себя заживо в Эмирии, большего я тебе пока не скажу.

– Знаешь, я уже не уверен, что он похоронил себя…

Судьба Осгуда Интегри представлялась все более странной. Может, в начале своего пути он и был всего лишь историком, наполовину сумасшедшим, но все равно безвредным. Однако потом что-то могло измениться – он ведь шел по следу великих чудовищ и Огненного короля, он мог узнать нечто такое, к чему не был готов. Может, он изолировал Эмирию вовсе не потому, что хотел защитить мир от себя? Может, ему просто нужен был покой, чтобы продолжать запретные исследования?

Это объясняло гибель двух поисковых групп, направленных в Эмирию. Они прибывали сюда в полной уверенности, что мир необитаем – а встречались с Осгудом и его экспериментами. Если никакой болезни здесь не было, то только так можно объяснить исчезновение сильных боевых магов.

Конечно, даже при этом раскладе Осгуд уже мертв – должен быть мертв. А что если нет? Что если он сумел обмануть время, как Хиония? От этого клана можно ожидать чего угодно! Лукиллиан понимал, что его версия не слишком правдоподобна. Но в загнивающем мире, в который превратилась Эмирия, так было проще: он назначил злодея, поверил себе, он знал, с кем сражаться.

Долго эта вера не продержалась: обогнув очередной заплесневелый стеллаж, они нашли Осгуда Интегри. А точнее, то, что от него осталось.

Он так и умер за работой, и теперь они видели лишь полуистлевший труп, навалившийся на массивный рабочий стол. Со стороны он и вовсе казался чем-то непонятным, бесформенным – то ли зверь, то ли человек, не разберешь! Однако в полумраке Лукиллиан видел, что на мертвеце плащ с вышитым гербом семьи Интегри. Кто еще это мог быть?

– Похоже, он все-таки не обманул главу клана, – заметила Хиония. – Он умер здесь, и было это давно.

– Но он умер не из-за болезни.

– Как знать? Может, болезнь все-таки была, но она повлияла только на него. В любом случае, нужно проверить.

Она была права, хотя Лукиллиану и не хотелось соглашаться с ней. Это место было отвратительным, пугающим, почти противоестественным, но просто уйти отсюда они не могли: им важно было знать, что случилось в Эмирии на самом деле.

Тяжело вздохнув, Лукиллиан достал из сумки три стеклянных шарика и двух маленьких глиняных человечков. Наполненные его магией, шарики превратились в яркие осветительные сферы, а человечки – в полноценных двухметровых големов, готовых выполнить любой его приказ.

– Ого! – присвистнула Хиония. – Я не знала, что ты так можешь!

– Ты настолько низкого мнения обо мне?

– Ты так часто повторял, что ты уже старик, что я почти поверила. Почему ты не призвал этих ребят раньше?

– Потому что не знал, что нас ждет в Эмирии, – пояснил Лукиллиан. – Любая магия привлекает внимание, а иногда и вызывает обратную реакцию. Сначала мне нужно было убедиться, что мои заклинания будут работать как надо. Теперь я могу призвать их. Да и потом, меня как-то не тянет касаться уважаемого Осгуда Интегри голыми руками, даже с той защитой, что дал нам Эсентия.

– Та же история, хотя мне Осгуд, вообще-то, родственник. Но пусть лучше с ним разбираются твои Бим и Бом, или как там их зовут!

У глиняных големов не было ни имени, ни разума, ни воли. Они были простейшими артефактами, не требовавшими много магии – и они идеально подходили для грязной работы. Их руками Лукиллиан делал то, что не решался сделать своими.

Големы выдвинули в центр зала массивный рабочий стол. На нем росли белые грибы, пульсировавшие кровью: алые капли вырывались из их губчатых шляпок и катились вниз, застывая на полу липкой пленкой, в которой уже застряли истлевшие насекомые. Лукиллиан был уверен, что на самом деле это не кровь, однако он понятия не имел, насколько токсичен может быть такой сок, поэтому он заставил големов убрать грибы и застелить стол брезентом, найденным в углу.

После этого Лукиллиан разместил над столом яркие сферы и приказал големам перенести туда останки Осгуда Интегри. Уже когда два глиняных человека подняли мертвеца со стула, у мага появились первые сомнения: тело под свободным плащом отличалось странными, непривычными для человека очертаниями. Но это можно было объяснить тем, что он больше века провел в ненормальной позе, из-за этого разложение шло не так, как должно было. Им нужно было все изучить, а не разглядывать покойника издалека.

Големы уложили останки на стол, надрезали и сняли плащ, позволяя магам увидеть, что скрывается под ним. Удивление Лукиллиана было настолько велико, что он едва не утратил контроль над артефактами, а Хиония и вовсе испуганно вскрикнула.

– Боже мой… – еле слышно прошептала колдунья. – Что же он с собой сделал?

Существо, лежащее перед ними, не было человеком, – оно было в лучшем случае останками человека, причем в останки оно превратилось до того, как погибло.

Осгуд Интегри ростом наверняка приближался к трем метрам, но это сложно было заметить, потому что изогнутый горбом позвоночник никогда не позволил бы ему выпрямиться. Из горба тянулась третья рука – человеческая, хорошо развитая, длиной превосходившая две другие руки. Кости Осгуда стали серыми и очень плотными, почти как камни, и Лукиллиан не брался сказать, произошло это из-за времени или стало частью чудовищной мутации. На них проглядывали крупные шишки наростов, несвойственных человеку. Одна нога мертвеца была короче другой, грудная клетка сильно изменилась: ребра сократились, словно стараясь дать больше места новым внутренним органам, а остатки тканей подсказывали, что главным из них был желудок.

– Это не он, – тихо произнес Лукиллиан. – Не может быть он!

– Мне бы тоже хотелось верить в это, но все-таки он.

– Это существо?

– Я видела его портрет, – пояснила Хиония. – Узнать его непросто, и все же это Осгуд Интегри.

– И как ты смогла это понять?

Удивление Лукиллиана было предсказуемым: лицо мертвеца тоже сильно изменилось. Человеческие черты расплылись, словно восковая игрушка, поднесенная к огню. Один глаз заплыл, другой, наоборот, стал больше, но самые серьезные перемены произошли с челюстью. Она увеличилась, часть зубов осталась плоской, как у травоядного, часть превратилась в клыки, и все они были в два раза больше нормы и наверняка выпирали наружу, когда это несчастное существо было живо. На широком лбу проглядывали два симметричных нароста, похожие на рога, едва начавшие формироваться.

Во что бы ни превратился Осгуд Интегри, он больше не был приспособлен к жизни. Он стал слишком большим и неуклюжим, он не мог ни охотиться, ни убегать от охотников. Вряд ли такая перемена была добровольной, но он не мог ничего изменить, как не мог и остановить изменения. Он сделал то же, что сделал бы на его месте Лукиллиан и любой другой маг из Великого Клана: похоронил проблему вместе с собой, чтобы хоть так защитить от нее внешний мир.

Кое-что у него получилось: зараза не вышла за пределы кластера. Но судьба двух поисковых групп показывала, что сама Эмирия бесконечно опасна.