Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как он и сказал, подозреваю, он до сих пор переживает из-за этой истории. А если он ничего не знает…
— Люди обычно знают больше, чем кажется им самим.
— Поэтому вы спрашиваете меня, где сейчас мой племянник? Хотя я уже сказала вам, что не знаю?
Я улыбаюсь, признавая ее правоту:
— Наверное. И потом, у вас есть телефон.
Она цокает языком, улыбается и возводит глаза к потолку.
Мы что, флиртуем?
— Роза свалила давным-давно. Чихать она на них хотела. Так почему они должны относиться к ней как-то по-другому? Или к тем, кто хочет разузнать про нее?
Я отхлебываю из своей кружки и обнаруживаю, что она почти опустела. Чай Лулу по-прежнему дымится на столе.
— Так почему вы… не видитесь со своими родственниками?
Лулу вздыхает:
— Он вам понравился?
— Тене? Я… он довольно обаятельный человек.
Но, пожалуй, она права: он мне действительно понравился.
— Угу, обаятельный…
Она произносит это как ругательство.
— …Вы ведь не кричите на каждом углу о том, что вы цыган? Вот и я не кричу. А Тене именно так себя и ведет. Играет свою выдающуюся роль. Но на самом деле это вовсе не игра. Когда он о чем-нибудь думает, на первый план выходит цыганство, а все остальное остается на втором.
Она качает головой, избегая смотреть мне в глаза.
— А я на этом никогда не зацикливалась. Сколько можно так жить? Вечно разглагольствовать о старых добрых временах и «чистой черной крови»? Можно подумать, она когда-нибудь существовала.
Опять «чистая черная кровь».
— Этот вопрос так сильно волнует Тене? — спрашиваю я.
— Да. Не только кровь. Культура, жизненный уклад, понимаете? Возможность не селиться в домах и… не исчезнуть.
— Как это сделал я.
— И я. Я предательница.
— Предательница? Не слишком ли сильно сказано?
Лулу снова пожимает плечами. Поддаваться на мои подначки она явно не собирается.
— Там мне ничего не светило. Цыганская женщина — это рабыня. Чего она может ждать от жизни? Замужества и мужниных побоев? Нет уж, спасибо. У меня есть свой маленький домик и работа, и они стоили мне большого труда, учитывая, что в школе я проучилась совсем недолго.
— В детстве вы были близки с братом?
— Нет, конечно. Он на семнадцать лет старше меня, так что он был мне скорее как дядя. Когда я родилась, он уже жил самостоятельно.
— А другие братья и сестры у вас есть? Кроме Кат?
— Еще одна сестра.
— Вот как.
— Надо полагать, вы захотите получить и ее телефон тоже?
— Это очень помогло бы в моем расследовании.
— Сомневаюсь, Сибби живет в Ирландии. Впрочем, попытка не пытка.
— Я хотел побольше узнать о заболевании Кристо. Возможно, это оно стало причиной бегства Розы. Ваш брат не сказал, что это за болезнь, но упомянул, что она неизлечима.
— Это так.
Ее лицо застывает. Если прежде она кокетничала, теперь определенно нет.
— Он сказал, это не первый такой случай в вашей семье.
Лулу отхлебывает из своей чашки и кивает:
— Да.
— Прошу прощения…
Она закуривает очередную сигарету, недовольно глядя на заедающую зажигалку. По моему мнению, курит она слишком много; впрочем, возможно, виной тому неприятный разговор.
— У нас было еще два брата, — быстро произносит она. — Иштван умер совсем маленьким, а Матти… он дотянул до тридцати.
— Ох, простите меня, пожалуйста. Значит, Тене из-за болезни…
— Нет. Нет, он попал в автомобильную аварию. Тене повезло — в том смысле, что у него не оказалось болезни. Но у них с Мартой до Иво было еще двое сыновей. Стиви… В общем, он тоже умер совсем маленьким. А Мило в шесть лет.
Я не знаю, что можно на это ответить.
— Недавно они возили Кристо в Лурд, — говорит она. — Наверное, в такой ситуации стоит попробовать все возможные средства. Сработало же это с Иво.
— Иво тоже был болен?
— Да, в детстве. Но он поправился.
— Как я понял с ваших слов, — уточняю я, — эта болезнь неизлечима?
И опять она пожимает плечами. Я прихожу к выводу, что мне нравится, когда она это делает.
— Не знаю. Может, его исцелило чудо свыше. Может, у него было что-то другое. Не эта болезнь.
— Она бывает только… у мальчиков?
Лулу поднимает на меня глаза. В них плещется боль. Это я причинил ей эту боль.
— Да, похоже на то, — отвечает она.
— Простите, пожалуйста.
Она снова берет себя в руки. Словно кнопками скрепляет: щелк, щелк, щелк.
Я думаю о ее браке. Интересно, у нее были дети?
Она опускает голову, смотрит на часы:
— Мне пора на работу.
— Конечно. И кем же вы работаете?
— Танцовщицей на дискотеке.
— Здорово.
На ее губах мелькает саркастическая улыбка.
— Я сиделка.
— Здорово.
— Мне нравится эта работа.
— Вы работаете в доме престарелых?
— Нет, частным образом.
— Что ж, спасибо, что согласились со мной встретиться и поговорить.
— Удачи.
— Можно позвонить вам еще? — Похоже, я выразился не слишком удачно. — Если вдруг откроются какие-нибудь новые обстоятельства?
Она в который раз пожимает плечами. Ее плечи напоминают мне крылья — она расправляет их, готовясь сбросить.
— Звоните. Кто вам запрещает?
Лулу выходит из паба, а я слушаю удаляющийся перестук ее каблуков по мостовой — ни дать ни взять метроном, отсчитывающий убегающее время.
Если то, что она сказала, — правда, это ужасно. А я думаю, что это правда. Где-то я слышал что-то похожее… вроде бы про русских царей — у них, кажется, было какое-то заболевание, которое поражало только мальчиков, наследников престола. Это еще как-то связано с королевой Викторией, если я ничего не путаю, но как именно, вспомнить не могу. Мой отец наверняка знал. А если и не знал, то в два счета нашел бы в энциклопедии. «Книга знаний» досталась в наследство моему брату Тому. Джен утверждала, что от страниц воняет, и была против того, чтобы держать ее в доме.
Джей-Джей
Чем плоха жизнь в трейлере, так это тем, что никого к себе не пригласишь. Я не раз замечал, как это делают мои одноклассники, особенно девчонки: болтают о чем-нибудь после уроков или идут на автобусную остановку, и одна говорит другой — а пойдем ко мне? Сделаем вместе уроки, или чайку попьем, или «Пет шоп бойз» послушаем. Запросто. Без проблем. И они садятся в автобус и отправляются развлекаться.