– Откуда же тогда ты узнала его адрес?

– Он хранился в его памяти. Мать давно заставила сына выучить их адрес, на случай, если он потеряется, однако мальчишка так растерялся, что забыл об этом, хотя адрес продолжал надежно храниться в его голове. Так часто бывает и со взрослыми, какие-то данные хранятся в голове, но в некоторых ситуациях человек просто не может составить своеобразный запрос, чтобы, образно говоря, обратиться к нужной ячейке памяти.

– Но зная всё это, мы могли бы сами заняться мальчишкой и отвезти его домой.

– Нет. Есть специальные люди, которые могут сделать это быстрее и лучше нас… – отрезала Лолия.

Мы сидели в машине на стоянке перед торговым центром, и я через стекло автомобиля увидел выходящую через двери здания перепуганную женщину лет двадцати пяти в сером пальто, которая несла на руках зареванного сына…

Как-то мы пошли в театр. Лолия не любила оперу и балет, её привлекали только драматические постановки.

Название спектакля, я как всегда успешно забыл, но чтобы рассказать о нём потом друзьям, сохранил программку. В этот раз на сцене разворачивалась очередная семейная драма, показавшаяся мне довольно правдоподобной. Я даже увлекся разборками героев, но уже с середины спектакля мысли мои поползли куда-то в собственные проблемы и я потерял ход сюжетной линии. Лолия же все два с небольшим часа увлеченно смотрела на сцену. Её глаза светились, и я надеялся, что после спектакля она объяснит свой интерес к довольно посредственной, на мой взгляд, пьесе.

Когда мы вышли на улицу, холодный воздух взбодрил меня. Мне захотелось, вспомнив старые времена, прогуляться по городу, вдыхая свежее дыхание приближающейся зимы. Раньше после спектаклей Лолия обычно обсуждала со мной постановку и сюжет, сегодня же разговор потёк совершенно в ином русле. Мы начали обсуждать актеров. Лолии всё проще становилось общаться со мной на своём уровне, на уровне считывающего. Теперь я знал о её возможностях и всё больше замечал, как велико в ней желание делиться своими наблюдениями хоть с кем-нибудь. В качестве этого «кого-нибудь» она выбрала меня.

Сейчас мы шли по вечернему городу, и Лолия пыталась объяснить мне, как происходит перевоплощение актеров. Она увлеченно рассказывала, как лучшие из них настолько вживаются в роль, что полностью отождествляют себя со своим персонажем. Они наделяют себя его мыслями, помнят не своё, а его прошлое, имеют не свои, а его привычки. Они внутренне становятся тем человеком, которого играют. Другие же актеры, не способны на сцене полностью отрешиться от собственных забот. При помощи грима их внешность может полностью измениться, они могут надеть одежду своих персонажей, но в душе они будут оставаться теми же прежними людьми. Они играют самих себя на сцене. Бывает, актер настолько выучивает свою роль, что играет её просто на автомате, продолжая думать о своих повседневных проблемах…

Мы свернули с центральной улицы в немноголюдный переулок.

– Внешне, ты даже не заметишь, что этот человек думает о совершенно посторонних вещах, – увлеченно рассказывала мне Лолия. – После множества однотипных спектаклей роль выучивается настолько, что в любом состоянии актёр без труда может изображать на сцене своего персонажа.

– Как же можно играть и думать о чём-то другом? – удивился я, вовлеченный в разговор напором и энтузиазмом своей жены.

– Можно. Если бы ты, так же как и я, мог заглянуть в мысли этого человека, то понял бы, как всё его тело на автомате проигрывает заученные движения и произносит привычные фразы, оставляя мозг свободным для посторонних мыслей.

Понемногу я стал понимать Лолию. Мне нравилось, что у нас появлялось всё больше новых тем для разговоров.

– Помнишь ту женщину, которая играла небольшую роль старой горничной? – спросила Лолия.

Пока я пытался вспомнить, Лолия продолжила.

– Её настоящее имя Наталья и во время спектакля голова её была занята совершенно другими проблемами. Её муж, один из режиссеров этого театра, недавно увлекся молодой актрисой. Теперь Наталья только и думает о том, где проводит время её благоверный во время спектакля. Её движения на сцене хорошо отточены многими репетициями и повторяющимися из вечера в вечер спектаклями, её немногочисленные реплики выучены до автоматизма. Она играет хорошо выученную роль, а внутри неё кипит совершенно другая жизнь. На самом деле её мысли в гримерке, там, где сейчас, как ей кажется, её муж проводит время со своей юной любовницей. Когда-то Наталья играла только главные роли, теперь же рада и тому, что ей просто позволяют находиться на сцене. Ревность и недоверие к мужу сжигают её, не давая возможность работать в полную силу.

– Она волнуется и ревнует, продолжая при этом играть на сцене? – удивился я.

– Она не волнуется, – сказала Лолия. – Она просто думает об этом. К тому же я с трудом определяю эмоции человека. Это ведь не мысли, это нечто особенное. Так же, как обычные люди судят об эмоциях по их внешним проявлениям – интонации, жестам, мимике, так же и я могу всего лишь догадываться по ходу размышлений о том, что испытывает сейчас человек…

Неожиданно Лолия обернулась назад, потом остановилась и потянула меня за руку, увлекая в темноту проёма между двумя домами. Она ласково обняла меня и стала целовать. Я был удивлен этим волнующим приступом нежности, который отвлек меня от круживших в голове вопросов. Эмоции – то, что невозможно передать и уловить считывателем, отлично передавались совершенно другими способами. Волшебство прикосновений, гамма интонаций, азбука жестов иногда были красноречивее сухих мыслей. Мы целовались, как подростки, и когда я, потеряв голову, уже был готов подхватить Лолию и понести быстрее обратно к машине, она резко остановилась и потянула меня опять на освещенную улицу. Мы быстрым шагом продолжили путь. Из-за позднего часа, вокруг было пустынно, только одинокая худенькая девушка, закутавшись в широкий вязаный шарф, шла впереди. Я удивился тому, что она не побоялась в такой поздний час идти одна по этой плохо освещенной улице. Мы следовали за ней, а когда она вошла в подъезд, остановились.

– Ну вот, теперь можно идти домой, – улыбнувшись, сказала Лолия.

– У меня сложилось впечатление, что мы преследовали эту девушку, – шутливо продолжил я.

– Не преследовали, а провожали, – поправила Лолия.

– Так мы действительно специально шли за ней? – удивился я.

– Да. На неё хотели напасть, – спокойно ответила Лолия.

– Кто?

– Там, между домами, где мы целовались, стоял мужчина. Он спрятался в темноте.

– Он был рядом с нами?

– Да.

– И когда ты об этом узнала?

– Ещё до того, как повлекла тебя в темноту дворов.

Лолия посмотрела на меня, и, наверно, уловив моё невероятное удивление, стала объяснять.

– Когда мы шли по улице и разговаривали, я уловила на нас чужой взгляд человека на секунду высунувшегося из-за угла дома. Той секунды, на которую я увидела его лицо, было достаточно, чтобы я поняла его мысли. Он ждал объект для нападения. Мы ему не подходили, потому что по его оценке могли бы при случае вдвоём справиться с ним, ты крупнее его, я – могу закричать, к тому же сзади нас уже появилась более подходящая жертва. Было бы правильнее поймать преступника в тот момент, когда он нападёт на девушку, чтобы потом, имея так сказать состав преступления, сдать полиции. Но, в этот раз я решила поступить по-другому…