«...почему я слышу тебя, а ты слышишь меня?»

«...точка соприкосновения, милый. каким-то образом мы не теряем ее сейчас, мы настроились на одну волну… жаль, но это пройдет.»

«...может быть, нет… "

«...да, дорогой, да...»

Номер выглядел тривиально: пара низких, почти горизонтальных кресел, двуспальная кровать, затянутая в белый чехол, журнальный столик, заваленный женскими предметами, плоское лицо телевизора, заросшее двухдневной пылью. Еще тончайший японский ковер под всем этим, а также пластмассовая люстра на динамичном шнуре. Распахнутые пасти двух чемоданов с вырывающимися оттуда коктейлями ярких цветов, задвинутые в угол, чтоб всегда быть под рукой, початая бутылка вина подле кровати, два бокала, пепельница, полная окурков. Поникшая голова высокого вентилятора, еще одни пляжные тапочки, большое затворенное окно, для верности запахнутое тяжелой коричневой портьерой.

Дверь очень медленно закрылась за нами.

Мы вступили на территорию джиннов.

«...я...»

«…ты…»

«...мы...»

«...муррр...»

Молочные руки обвили меня, при этом она принялась пятиться. Я инстинктивно двинулся за ней, стремясь быстрее сковать ее объятиями. И вдруг обнаружил, что, пока ее горячие ладони свободно гуляют по моему телу, мне почти не удается дотронуться до нее.

«...стой же...»

стою.

«…отдайся…»

«…возьми…»

Это было нелегко: она распаляла меня. Гладила, хватала везде, смеялась, целовала из ниоткуда, а я лишь метался по комнате, силясь ухватить девушку и перехватить инициативу.

Абсент на этот раз сыграл со мной злую шутку, я точно потерял координацию. Стены сменялись перед глазами, я даже натыкался на мебель. Отовсюду в меня летели части женского тела, которые я пробовал изловить, но это получалось ровно на мгновение.

Глаза застилало подобие тумана, он казался прозрачным, но отбирал четкость картинки.

Когда я устал, дрожащий от вожделения, тяжело дыша и замедляясь в атаках, так же вдруг — я возымел над ней власть.

Горячее тело с размаху схлестнулось с моим, руки в секунду превратились в замки, а раскаленные губы зашептали мне на ухо:

«…ты устал?»

«...немного...»

«...я дам тебе силу, ты не должен уставать, иначе тебе не победить...»

«...мне нужна сила...»

С размаху мы рухнули на кровать. Старое дерево угрожающе захрустело, принимая к себе молодую страсть и ярость, слившуюся в древнейшем из видов борьбы, когда одно начало побеждает второе. Хотя на чьей же стороне будет окончательная победа и кто тут Цезарь, однозначно сказать невозможно.

Силы действительно прибыло. Я ощутил невероятный прилив энергии, который напряг каждую мышцу, воспламенил сердце.

Это поняла и услышала моя женщина. Ее глаза округлились, а стоны переросли в вопли.

Глухо хрипя, пальцами я располосовал простыню, поцелуями собирая мед ее тела, безумный от наслаждения.

В тот момент мне не были страшны джинны, я забыл о них, а если бы и помнил, то вряд ли они вызвали бы во мне опасения. Тогда я полагал, что способен победить кого и что угодно, разрушить, что захочу, подчинить все и всех.

«…любимый… — трещала и трескалась по швам наша общая точка соприкосновения, — обожаемый...»

Увлеченный, я не заметил, как со стороны углов начали сгущаться тени. Как постепенно они принялись наползать, медленно приближаясь к кровати, густея по пути, начиная расти в высоту, принимая замысловатые формы. Скорее всего я не увидел бы их, ватная пелена застилала глаза, и единственное, с чем она не могла справиться, — абсолютное мерцание глянца кожи новой знакомой. Любые колебания ее чресл сокрушительным чувственным эхом сотрясали сложную упорядоченность моего подсознания. Собирая все это, ускользающее, пальцами, я выл нечеловеческим голосом.

Я чувствовал, что визуально-плотское отражение горящих зеленым пламенем душ в телесном мраморе друг друга и дает мне ту диковинную силу, что бесновалась в каждой клетке.

И вот — гигантская волна направленного взрыва раскаленной неги, как раз по периметру нашего ложа. Я ощутил неистовый жар, от которого лопнула на багровых плечах моих кожа. Он с невероятной скоростью метнулся вперед, испепелив нас в мгновение ока, благодаря чему клочковатые облака общего пепла медленно, но верно смешались.

«…человеческая роскошь…» — обессиленно просипел я, флегматично материализуясь, с измученными лицом и голосом, ища губами ее плечи и спину и чувствуя, что диковинная сила навсегда покинула меня.

«...злодей...» — прозвучал ответ прерывающимся голосом, фея потянулась и в мгновение ока уснула.

Исполненный лучших чувств, я кое-как натянул на нее тонкую простыню, сопротивлявшуюся мне с отвагой бетонной плиты. Перевернулся на спину, постигая сопротивление и внутри себя, и благодарственно замер, прислушиваясь, как во мне, точно в сосуде, мерно и ласково плещется истома.

Веки упали сами собой, сразу же сформировалось состояние полета. Будто кровать наша парила в незамкнутом пространстве, и подобие южного ветра остужало оплавленные оболочки.

Мироощущение освободилось от оков времени, так могло пройти и десять минут, и десять часов.

Неожиданно, повинуясь импульсу внутри, глаза мои распахнулись. И не увидели комнаты, которая была декорацией описанных событий. Вместо этого они уже на пороге век столкнулись с жуткой физиономией, крупнее моей раза в три и ощерившейся в огромной зубастой улыбке. Отвратительное лицо плотно прижалось к моему, и там, где скалился злобный рот, пребывала основная и самая важная часть моей головы.

Джинн отчасти был эфемерен. Пустые глазницы тем не менее разили злым неместным весельем. Джинны всегда встречали жертву подобным образом, делая так, чтобы первым делом она видела их и только их.

Комната наполнилась зловещим бормотанием, казалось, о своем в один миг зашептали углы и стены, пол и потолок.

Инстинктивно я попытался закричать, но в горле плотно застрял ватный ком, и я не издал ни звука. Однако джинн колыхнулся, отпрянул, после чего махнул подобием руки, что, словно лепесток, сорвала меня с кровати и бесшумно, но больно размазала о стену по левую руку.

Оглушенный, я с удивлением обратил внимание на то, что не заметил собственного полета, зато заметил прыть метнувшихся ко мне обоев. Правый глаз флегматично констатировал безмятежный сон моей спутницы, левый успел заметить руку нечисти, метнувшуюся ко мне, после чего горло мое пережало, точно плоскогубцами. Я заметался, пытаясь сопротивляться, но вместо этого почувствовал себя бабочкой, пришпиленной к листу бумаги. Дыхание ушло в никуда, я жалко дергался, пытаясь царапать и бить джинна, но тот в ответ на все мои потуги шикарно улыбался.

Задыхаясь, краем глаза я видел, как моя новая подруга перевернулась на другой бок, оказавшись ко мне лицом, но Морфей по-прежнему царствовал в ее голове.