Да не стоит этатряпка такой работы!

Я быстропереоделась. Побродить еще по «Эдельвейсу»? Ну уж нет. Он мне до ужаса надоел.Надо побыстрее пойти к Таньке, отдать ей ее деньги. И не забыть сказать, чтоона классная! Какой же самовлюбленной дурой я была, когда не ценила ее дружбу!

Двадцать третьеиюля началось для меня так же, как и четырнадцатое: со встречи в метро. Тольков этот раз имелись три отличия: во‑первых, я была без Таньки, во‑вторых,мы собирались на Соколе, а не на Волгоградском проспекте, а в‑третьих,моей компанией на сегодня оказались одни бабульки. Накрашенная, надушенная, вжелтом вечернем платье, на каблуках (первое свидание с Овсянкиным, как‑никак!),я почувствовала себя ужасно неуютно среди платков, самовязаных кофт, двадцатилетнихпроеденных молью юбок и вставных челюстей. Переписывавший нас бригадир – наэтот раз мужчина – даже как будто удивился, что я не старуха. Доведя до места,он собрал у нас паспорта и передал в руки редактора программы. Тот принялсярассаживать народ по зрительному залу: командовал, кому на какой ряд,оценивающе рассматривал, передвигал то вправо, то влево, оглядывал так и этак,велел меняться… Не знаю уж, чем он руководствовался в этой своей рассадке, ноточно не внешностью зрителей: будь оно так, я, конечно, оказалась бы на первомряду, где еще виднелась пара‑тройка молодых физиономий, а тут меняусадили на последний, в самое скопление старушенций. Едва рассевшись, бабкиначали беседу:

– Слушай,Зоя! Митрофановна пришла?

– А как же,вон она! Весь наш подъезд пришел! Я самолично каждую обзвонила! Это же надо,такая удача – триста рублей платят!

– Главное,чтоб Валькины не прознали! И эта компания, которая семечками торгует!

– Пускайсебе мотаются на Малахова за двести пятьдесят, мы им и слова не скажем! А тозапишутся, как в тот раз, за неделю, все места займут, потом не пробьешься!

– Ой, девчат,а я паспорт забыла! Вдруг выгонят?

– Да невыгонят, не боись! Я вот давеча тоже без паспорта пришла, так он ничего,покричал только малость, но деньги отдал. Алексею скажи.

– Ой, боюсь!Вдруг прогонит! Я же из сада сюда торопилась, в пять утра встала, на электричкетащилась, чуть инфаркт не хватил… Уж так боялась, так боялась, что не попаду!

– У Зинки‑товнук – наркоман!

– Да ты что?!

– ОпераМусоргского, девять букв…

– Надо нам,девчата, еще на выборы наблюдателями записаться. Там, говорят, целую тысячуплатят!

– Ну имолодежь пошла в наше время…

Стараясьпропускать мимо ушей высказывания насчет нынешней молодежи, я изо всех силвысматривала Бориса. Хотя как я могла его узнать? Мы же ни разу не виделись.Вернее, он‑то меня, конечно, видел, а вот я знала его только как почерк вписьме и голос в телефонной трубке – кстати, на удивление приятный голос! Хм…высокий, крепкий, светловолосый… Никто из присутствующих на съемочной площадкене подходил под Татьянино описание. Впрочем, наверное, еще рано. Наверное,Овсянкин гримируется в своей специальной комнате.

Стоило мне об этомподумать, как на мобильный пришла эсэмэска: «Привет! Ты пришла? Я репетирую,скоро увидимся!»

Репетирует! Ивспомнил обо мне! Вот это да! Кажется, у меня появился настоящий поклонник! Яощутила себя почетной гостьей, получившей персональное приглашение на премьеруот исполнителя главной роли… Впрочем, ненадолго ощутила. До тех пор, поканачавшиеся съемки не вернули меня с небес на землю – из воображаемого положенияособой гостьи в роль наемного хлопальщика.

«Встать, судидет!» – наверняка вы не раз слышали эту фразу. За сегодняшний съемочный деньее должны были произнести семнадцать раз – именно столько сюжетов предстоялоснять. Зрителям, разумеется, полагалось подниматься по этому приказу. Вставалиони также перед оглашением приговора и в финале каждого дела – в общем, триждыза сюжет. Сообразив, что мне предстоит вскакивать с места пятьдесят один раз –это еще при условии, что не придется что‑нибудь переснимать, – яприуныла. А ведь в ходе съемок надо было не только поддерживать свое тело всидячем положении, но и хлопать, то и дело изображая жуткую заинтересованностьв происходящем!

Интересоваться темвременем было особо нечем. Выдуманные судебные тяжбы были невероятно унылы:разводы, дележ имущества, опека над детьми и всякая подобная скукотень.Некоторые из моих престарелых соседок, впрочем, наблюдали за этим театромвесьма увлеченно и даже сочувственно, так, словно речь шла о настоящих историяхнастоящих людей. В перерывах между сюжетами они обсуждали поведение современноймолодежи на примере выдуманных персонажей судилища, делились валидолом игадали, скоро ли домой. Та, что больше всех хотела сняться и бежала нателестудию прямо с дачи, в каждом перерыве ныла, что ей плохо. В конце концов,беспаспортную бабульку вынесли на носилках два санитара вызванной режиссером«Скорой помощи». Ее преждевременное отбытие вызвало в зрительном зале почти такоеже оживление, как появившийся за полчаса до того неожиданный запах дыма.«Сидеть!» – рявкнул режиссер в ответ на взволнованные вопли «Горим!!!» ипопытки эвакуироваться. Съемкам судебной программы не мог помешать даже пожар.

Изо всех сюжетов,которые мне пришлось посмотреть, более‑менее интересен был только один:молодые супруги, которые развелись через неделю после свадьбы, не могли решить,кому из них достанется совместно нажитое имущество – пара резиновых сапог. Дажене знаю, чем мне понравилась эта история: своей очевидной нелепостью или тем,что роль мужа исполнял молодой человек очень приятной наружности.

«Вот бы это былОвсянкин!» – размечталась я, спускаясь со своего последнего ряда после того,как объявили получасовой перерыв. И почти сразу услышала за спиной голосБориса. Обернулась – и с радостью поняла, что угадала!

Час спустя мы ужевместе прогуливались по парку. Боря – да, теперь он был для меня просто Боря,ведь актер оказался старше всего на год! – уговорил меня вместе сбежать соскучных съемок. Что и говорить: зеленые глаза Овсянкина, его ласковая улыбка иподкупающее внимание ко мне были гораздо интереснее, чем триста рублей в обменна потерянный день и стариковское общество!

Боря купил мнемороженое, качал на качелях, рассказывал всякие смешные истории про киносъемки.Подумать только, получалось, что у меня самое настоящее свидание с кавалером –первый раз в жизни! Самое удивительное, что Овсянкин вел себя совершенносвободно, так, словно мы с ним давно знакомы, словно между нами нет огромнойразницы, которая разделяет профессионального актера, пускай даже молодого, идевчонку, только мечтающую о сцене. Я поделилась своим удивлением с Борей.

– А развеактеры – это какие‑то особенные люди? – улыбнулся он в ответ. –У них что, две головы или пять рук? Какая разница, кто где работает?

Вот это да! УБориса совершенно не было звездной болезни! А ведь он был довольно известнымактером… По крайней мере, его лицо казалось мне очень и очень знакомым. Где жея видела Овсянкина?