— А может, нас кто-нибудь спасет? — перескочил Уваров к более насущной теме. — Неужели в этих местах совсем не бывает людей?

— Отчего же не бывает, — проворчала я, сгребая себе под голову сухую траву. — Бандиты приезжают и хоронят убитых, наркомафия переводит караваны с наркотиками. Какие-нибудь психи, маньяки или преступники, бежавшие из казахской тюрьмы и рванувшие напрямки в Россию, где, по их мнению, для них откроются большие возможности для реализации талантов. Нормальные люди по степи бродить не станут. Поэтому, если мы не спасем себя сами, никто другой нас не спасет.

— Почему ты не можешь сказать ничего хорошего, только одно дерьмо, — посетовал Уваров. Он осмотрелся: — Так, интересно, а как я буду спать? Прямо на песке, что ли?

— Нет, почему же, можешь поискать, вдруг кто неподалеку совершенно случайно забыл пуховую перину, — с сарказмом сказала я, закрывая глаза. Спать хотелось чудовищно.

Уваров буркнул что-то неразборчивое себе под нос и, следуя моему примеру, стал сгребать траву. Нарвал ковыля, полыни, солянки, все аккуратно сложил в кучку, но уснуть нормально так и не смог — ворочался, кряхтел и чихал. Видите ли, у него оказалась аллергия на пыль, на пыльцу полыни и на ковыль. Его нудение и жалобы совершенно не тронули меня. У нас имелись проблемы посерьезнее, чем его сенная лихорадка. Я легла, отрешилась от действительности и мгновенно отключилась, провалившись в сон, как это бывало обычно.

Проснулась я на рассвете, дрожа от холода. По моим наблюдениям, было примерно шесть утра. Солнце еще не взошло, но горизонт на востоке посветлел. Тьма уползала, ища убежище в расщелинах среди камней. Цвет облаков изменился с синевы на нежно-розовый, переходящий в белый. Воздух пахнул росой и полынью. Морщась от ноющей боли во всем теле, я поднялась, распрямилась и стиснула зубы, чтобы не застонать. Уваров спал, обняв потухший костер. Его тело сотрясалось от холода, а на лице отражалось страдание. Хорошо еще, что костер погас, иначе Андрей в дополнение к ушибам получил бы и серьезные ожоги. Я, как чувствовала, не стала подбрасывать перед сном в костер сушняка. Совсем рядом запела какая-то птица. Я осмотрелась, осторожно, чтобы не разбудить, отодвинула Уварова в сторону от выжженного круга кострища. Сложила остатки дров, развела огонь и пошла собирать сушняк. Когда вернулась, Уваров во сне вновь подполз к костру. Я бросила дрова в огонь и отодвинула Андрея. Уваров от моего прикосновения проснулся. Приоткрыв глаза, он с трудом разлепил пересохшие губы и хрипло прошептал:

— Пить! Пить!

Проверка импровизированного влагосборника принесла радостные вести. В бутылке набралось с пол-литра воды. В воду я бросила таблетку, выждала положенное время и отпила пару глотков. Вкус не очень, отдавало рыбой, но пить можно.

— В нашем положении воду следует расходовать крайне экономно, — сказала я Уварову, передавая бутылку. Он будто не слышал моих слов. Получив в руки бутылку, с жадностью двумя глотками опустошил ее и закашлялся, захлебнувшись.

Я покачала головой.

— Да, не хотела бы я оказаться с тобой на необитаемом острове без еды. Ты же любого сожрешь.

— Вода еще есть? — с надеждой прохрипел Уваров. С остервенением он стряхивал из бутылки последние капли себе в рот. В глазах горел дикий огонь.

— К сожалению, это все, что у нас было. Рада, что ты повел себя как настоящий джентльмен, — вздохнула я.

Андрей остановился с виноватым видом и просипел:

— Извини, я думал, воды много. А что, еще нельзя сделать?

— Можно, но мы не будем сидеть тут вечно, — ответила я и поднялась на ноги. — Уже сейчас видно, что день будет жарким. Больше тридцати в тени. Мы просто изжаримся. Добытая вода не компенсирует потери, и не позже завтрашнего дня мы умрем от обезвоживания. По крайней мере, ты, Андрей, точно. Я продержусь дольше, но у меня уже не будет сил, чтоб отсюда выбраться. Поэтому надо идти сейчас. Сейчас более или менее прохладно. Будем идти, пока хватит сил.

— Но я еле хожу, — запротестовал Уваров и продемонстрировал посиневшее плечо: — Смотри. И на ноге то же самое, она почти не действует. У меня все тело адски болит. Как я буду идти?

— Молча, — отрезала я.

Клиент со стоном кое-как встал, посмотрел на меня, потом посмотрел вокруг и почти закричал хриплым, сорванным голосом:

— Куда, куда ты собираешься идти? Посмотри кругом. Мы не знаем, где находимся. А что, если мы пойдем совсем в другую сторону, не в ту, в которую надо? Уйдем в глубь этой степи и сдохнем там.

— Не сдохнем, — спокойно ответила я. — Ночью я наблюдала за звездами, прикинула направление, скорость и примерно рассчитала время. Могу сказать, что поняла, где мы сейчас. Плюс-минус километров десять-двадцать.

— Ага, нормально, двадцать километров, — закивал Уваров, — для бешеной собаки и семь верст не крюк.

— В общем, идти надо туда, и мы выйдем к федеральной трассе на Казахстан, — указала я рукой направление на алеющий восход. — Там поймаем машину и махнем в какой-нибудь мелкий городишко либо поселок. Будем действовать по ранее разработанному плану.

У костра валялась прочная рогатина. Я обстругала ее ночью, когда нечего было делать. Теперь из рогатины получился отличный костыль для Уварова. Андрей попробовал на него опереться, я поддержала, и мы начали спускаться.

— Говоришь, первоначальный план? Но у нас даже денег нет, — выдавил сквозь зубы Уваров и застонал, ступив на больную ногу. — Как мы будем жить без денег, на что снимем комнату?

— Я решу эту проблему, не парься, — посоветовала я.

Из-под ног при каждом шаге поднималось облачко пыли. Пересохшая без дождей почва напоминала серую пудру. Так мы и шли, пока солнце не заняло место в зените. Я несла в руке завернутые в полиэтиленовую пленку обрезанную бутылку и камень. Время от времени Уваров просил остановиться, чтобы передохнуть. К полудню жара стала нестерпимой. Степь на горизонте колыхалась в зыбком мареве. Уваров упал несколько раз. К тому же у него пошли какие-то видения. То он видел вдали лес, то озеро, а последний раз ему почудились многоэтажные дома.

— Ладно, привал, — смилостивилась я над ним.

Впереди в небольшой ложбине открылось русло пересохшего ручья. Высохшая акация склонилась над руслом, будто надеялась найти воду. Я приклонила акацию сильнее, зацепив центральную ветку за куст полыни на другом берегу. Набросала на ветки немного травы, так, что под ними образовалась тень, и усадила Уварова. Затем соорудила влагосборник. Набросала еще травы и уселась в тенек сама. Уваров лежал с закрытыми глазами и почти не дышал. При взгляде на него меня прошиб озноб. На секунду показалось, что он мертв. Я схватила его, встряхнула и, к своему облегчению, услышала жалобный стон:

— Оставь меня! Не трогай, у меня все болит.

Я отпустила его:

— Это хорошо, что болит. Значит, пока жив.