Гетто облегчали во многом работу ударных отрядов. Евреев не надо было ни разыскивать, ни регистрировать; и, кроме того, было легче сортировать будущие жертвы и извлекать из них временно пользу. В самом Минске оба гетто просуществовали в течение двух лет, благодаря то­му, что большая часть их узников состояла из ремесленни­ков, необходимых для нужд немецкой армии.

Из событий в Минской области особенно трагичными являются расстрелы евреев в Борисове, которые подробно описаны в рапорте, представленном 24 октября 1941 года офицеру германской контрразведки Лаухдзену. Накануне расстрела была устроена Белорусской полицией вечеринка в честь немцев. Слухи о предстоящем расстреле дошли до евреев. Была послана делегация к мэру, которой он обе­щал полное содействие, так как считал поведение евреев образцовым: они не только показали себя трудолюбивыми и лояльными гражданами, но даже, несмотря на их тяже­лое положение, беспрекословно внесли 300.000 рублей на­ложенного германскими властями налога. Содействие мэ­ра было безуспешным. На вечеринке свободно говорилось о предстоящем «мокром деле». Указывалось на равноду­шие местного населения к судьбе евреев.

Расстрел начался в 3 часа утра. Евреев выбрасывали из постелей, сажали в грузовики, предоставленные Бело­русской полицией. Забирали всех без разбора — детей, стариков, женщин, мужчин. Слышны были крики, стоны, плач, безнадежные зовы о помощи. На грузовиках рядом с шоферами сидели русские полицейские с автоматически­ми ружьями на перевес. Этот кортеж продолжался в те­чение целого дня. Вдоль тротуара стояли ряды женщин и детей, ждавших очереди под охраной полиции. Издале­ка раздавались выстрелы. Экзекуция продолжалась пока не было убито 6.500 евреев. Расстрелы происходили среди бела дня, на виду всего населения. Это, по мнению рапор­тующего сержанта, оказалось вредным. Зрители были оше­ломлены страшной картиной, и стояли, как оцепенелые. Но на следующее утро многие из них стали взволнованно кричать: «Кто мог приказать такое варварство?» «В чем вина несчастных евреев? Сегодня — евреи, завтра — на­ша очередь?!»

Это отношение белорусов в Борисове к еврейской трагедии можно назвать типичным для всей оккупирован­ной советской России (кроме Прибалтики). Кроме чинов полиции и некоторых специальных органов, в состав кото­рых входили явные и тайные гитлеровцы, население не оказывало помощи в истреблении евреев, но не оказывало и помощи, или хоть сочувствия его жертвам.

Украина

Если в Белоруссии население хотя и смотрело на не­мецкие зверства с ужасом, но оставалось равнодушным к трагедии евреев, то на Украине нашлось не мало убежден­ных почитателей нацизма. Украинский антисемитизм име­ет за собой почти трехсотлетнюю давность — вспомним гайдаматчинскую и Немировскую бойню 1632 года. Двад­цатый век предоставил этому вековому антисемитизму но­вые возможности. Гитлер давно обратил внимание на украинцев, а Риббентроп, его министр иностранных дел, красноречиво доказывал, что необходимо воспользоваться сепаратистскими течениями среди украинцев и привлечь их на свою сторону, прельщая идеей «свободной и неза­висимой» Украины. Во время немецкой оккупации украин­цы занимали в этом отношении среди народов Советского Союза второе место после Прибалтики. По подсчетам про­фессора Серафима, эксперта по еврейским делам при Во­сточном комиссариате, нашествие немцев опустошило ев­рейское население Украины на 150-200 тысяч душ. В пись­ме на имя генерала Томаса, начальника учреждения, кото­рому была вверена забота об индустриальном обслужива­нии армии, один из его инспекторов указал на то, что поч­ти все евреи являются ремесленниками, и по существу почти все ремесленники — евреи. В очень робких выраже­ниях он обратил внимание на то, что ликвидация евреев повлечет за собой роковые последствия для всей военной промышленности. Автор письма не отрицает ненависти ев­реев к немцам, но указывает, что в действиях своих евреи не выявляют своих чувств — они не саботажники. Если среди евреев попадаются исключения, то все же нельзя утверждать, что всё еврейское население представляет со­бой какую-то опасность для немецкой армии.

В заключение автор письма следующим образом опре­деляет положительные и отрицательные итоги антиеврей­ских «операций». К положительным результатам должна быть отнесена «ликвидация» излишних едоков и той части населения, которая «бесспорно ненавидит немцев». К от­рицательным он относит уничтожение ремесленников, край­не необходимых для военной промышленности, а также то, что мера эта является поводом к антигерманской про­паганде заграницей, а в оккупированных областях способ­ствует озверению воинских чинов, производящих экзеку­цию.

Приговор Военного Суда, рассматривавшего дело о 23-х командирах ударных отрядов, считает, что прог­рамму истребления евреев делало «особенно дьявольской» то обстоятельство, что истребление происходило не во время хаоса сражений, а после того, как военные дей­ствия были закончены. На Украине экзекуции начались только через месяц после начала оккупации, когда могло казаться, что жизнь вошла в свое нормальное русло. На­ряду с убийством евреев, практиковалось также похище­ние еврейских детей, по внешности не имевших типиче­ских еврейских признаков. Дети отбирались от присуж­денных к смерти родителей и отсылались в Германию, где из них собирались воспитывать «настоящих» немцев.

В Западной Украине и Галиции ударный отряд «С» окончил свои операции к июлю 1941 г. и четыре из его меньших отделений, так называемых «коммандо» двину­лись по направлению к Советской Украине, успев в на­чале июля занять Житомир, Коростень, Бердичев, Вин­ницу и Радомысль.

Житомир

Прежде всего немецкие военные власти решили ог­радить местное население от евреев, но уже на сове­щании военных и гражданских властей 8-го сентября 1941 года было решено принять радикальные меры. Во исполнение этого, на следующий день, еще на рассвете, в 4 часа утра еврейские кварталы были оцеплены украин­ской милицией. 3.154 евреев были выведены на улицу, предварительно зарегистрированы, посажены в фургоны и отвезены к месту расстрела, где они должны были сдать деньги, ценности, одежду, белье. Жатва, оказавшаяся до­вольно обильной (она весила от 50 до 60 тысяч фунтов) предназначалась для «немецкого благотворительного фон­да», но наличные деньги и ценности были переданы «коммандо» 4 А, производившей экзекуцию. Оставшиеся в жи­вых евреи были переселены в гетто.

Кроме Житомира, гетто были устроены в Коростене, Бердичеве, Умани, Виннице, Радомысле. Санитарные усло­вия были повсюду ужасающими. Свирепствовали эпидемии, и немцы вынуждены были опять принять свои профилак­тические меры, как это имело место в Белоруссии — рас­стрел больных и поджог очагов заразы. В этом Украинская милиция усердно сотрудничала с немцами.

Аналогичные меры с некоторыми вариантами были при­няты и в других городах Украины.

В Днепропетровске к приходу немцев оставалось толь­ко 30.000 евреев, из которых в первой половине октября 1941 года были расстреляны 10.000, а через некоторое вре­мя было дополнительно уничтожено 1.000 евреев. В рас­стреле участвовала местная полиция.

Киев — Бабий Яр

Вместе с наступающей армией 19 сентября 1941 года в Киев прибыла небольшая часть ударного отряда в