Вечером к приему гостя все было готово. Работали сразунесколько передающих устройств, в столовой в роскошную люстру была вмонтированакамера. Разумеется, Чернышева не знала, что подобные камеры были установлены ив спальне, и в кабинете «отца», и даже в ее комнате. Этого ей не сказали, чтобыне оскорблять ее лучших чувств.

Стол был накрыт. Привезли даже бутылку грузинского вина,строго предупредив Чернышеву, чтобы она открывала бутылку только в присутствиисамого Фарвелла. На кухне были готовы зажаренная индейка и куры, на столестояли всевозможные салаты. На замечания Марины, что она и сама моглаприготовить некоторые блюда, сотрудники КГБ просто не отреагировали. У них нелюбили ненужного дилетантизма и людей, занимавшихся не своим делом. Дляподготовки такого стола просто все заказали в ресторане «Прага» и привезли сюдаеще горячим.

Ровно в девять вечера Фарвелл позвонил в дверь. Она пошлаоткрывать. И сразу увидела перед собой огромный букет роскошных красных роз.

— Это тебе, — сказал Фарвелл, протягивая ей букет.

— Спасибо. — Ей стало даже немного жаль этого самоуверенногодипломата, кажется, искренне поверившего, что она позвонила ему, лишь потерявголову от любви.

Она позволила поцеловать себя и, показав ему на вешалку,куда он повесил свой плащ, первой прошла в столовую.

— Как у вас красиво! — восхитился Фарвелл, осматриваякомнату.

— Садись за стол, — попросила она, убегая на кухню. Он пошелследом за ней. Она, услышав его шаги, не обернулась, стоя у плиты. Он подошелсзади и обнял ее за плечи, целуя в шею.

— А может, ужин — после? — спросил он шепотом, осторожнокасаясь губами ее ушей.

Это было приятно и щекотно.

Она попыталась вырваться:

— Иди в столовую. Я сейчас все принесу.

Он крепко держал ее, кажется, не собираясь отпускать.

«Еще только не хватает, чтобы он меня изнасиловал», — веселоподумала она.

— Иди туда. Иначе у меня все подгорит, — попросила она, ион, наконец отпустив ее, пошел в столовую.

Когда она появилась с большим блюдом в руках, он был вкабинете «отца», разглядывал книги, стоявшие на полках.

— Чем занимается твой отец? — спросил он. — У вас интереснаябиблиотека.

— Он биолог. — Она знала, что эксперты КГБ подбиралибиблиотеку с учетом этой специфики работы ее придуманного отца.

— Это заметно. У вас много книг по биологии. И вообще порусской классике. У нас в Канаде нет такого культа книги, как у вас. Это,наверно, чисто русское явление — так любить книгу. В какой бы дом я ни пришел,везде большие библиотеки.

— Он стал собирать свою сразу после войны, — равнодушносказала она и показала в сторону столовой. — Пойдем сядем за стол.

Они вернулись в столовую.

— У вас есть грузинское вино! — поразился он.

— Папе прислали в подарок. У него есть грузинский аспирант,такой смешной, я тебе о нем говорила.

Это тоже была часть продуманной легенды. Она говорила прогрузинского аспиранта месяц назад, чтобы, увидев сегодня здесь бутылку вина, онсвязал бы ее с теми словами и отнесся бы к ней совершенно спокойно.

Так и произошло. Увидев вино, он обрадовался и ничего незаподозрил.

— Может, ты ее откроешь? — попросила она.

Голос все-таки предательски дрогнул. Но сейчас все ужеработало на ее образ женщины, впервые пригласившей к себе знакомого мужчину.

Он кивнул и, подняв бутылку, взял штопор. Через несколько мгновенийон разливал вино в высокие бокалы, стоявшие перед ними.

— За тебя, — поднял он свой бокал.

— За тебя, — сказала она, поднимая свой.

Глядя ей в глаза, он стал пить свое вино. Она вдруг поняла,что, если сейчас не будет пить, это вызовет у него подозрение. Поняла каким-тошестым чувством, женской интуицией. И также, глядя ему в глаза, осушила свойбокал вместе с ним.

Он снова наклонился и осторожно поцеловал ее. На этот разпоцелуй был более долгим и страстным.

«Сегодня он нетерпеливее обычного, — подумала она, — видимо,сказывается обстановка».

— Давай сначала поедим, — предложила Марина. — Я весь деньготовила, — лицемерно добавила она.

Он согласно кивнул, взяв тарелку с салатом. Еще дважды онразливал вино в бокалы, и дважды она отпивала из своего бокала, наблюдая, какон пьет свою чашу до дна. После того как она принесла из кухни готовых кур, встоловой наступило неловкое молчание. Первый голод был утолен, теперь он сновасмотрел на нее, в нетерпении ожидая сигнала.

По телевизору показывали какую-то комедию, и она вдругпоймала себя на мысли, что хочет громко рассмеяться над очередной шуткой одногоиз героев. Кажется, начинало сказываться действие спиртного и добавленного внего лекарства. Она вдруг с ужасом подумала, что может потерять сознание раньшесвоего гостя. И хотя она пила значительно меньше, очевидно, доза не быларассчитана на женский организм. Сильно кружилась голова.

— У вас много хороших фильмов, — сказал Робер, заметив, кудаона смотрит.

— Да, — тяжело кивнула она, — действительно много хороших.Кажется, я немного перепила.

Он улыбнулся.

— Всего бутылка хорошего вина. Это не так много, Мария.

— Вы рассуждаете как профессиональный алкоголик, — сотвращением заявила она, пытаясь подняться на ноги. — Кажется, это было оченьсильное вино.

Он протянул ей руку. И помог подняться. А затем она вдругнеожиданно для себя оказалась в его объятиях. И вдруг почувствовала, чтоотвечает на его горячий поцелуй.

«Я схожу с ума», — подумала она.

— Мария, — шептал он, почему-то путая ее имя.

Ей хотелось поправить его, объяснить, что он ошибается, чтоее зовут Марина, но язык уже отказывался повиноваться.

Еще через некоторое время они оказались уже на диване. И оначувствовала его горячие сильные руки.

«Господи, — промелькнула последняя сознательная мысль, — ониже все это снимают. Зачем я пила эту гадость…»

Он поднимал ее платье, пытался расстегнуть пуговицы наспине. Она почти не сопротивлялась. Но, кажется, действие вина началосказываться и на нем. Он дышал тяжелее обычного. И как-то странно закрывалглаза. Последнее, что она помнила, были его обжигающие поцелуи. И потом онапровалилась в спасительный сон.

Она с трудом приходила в себя. Кто-то грубо тормошил ее заплечо. «Почему так грубо?» — мелькнула первая мысль, еще до того, как онаоткрыла глаза. Ее по-прежнему трясли. И она наконец открыла глаза. В комнатестояли сразу несколько человек. Все трое с отвращением смотрели на нее. С такимявным отвращением, что ее передернуло. Это не могла быть игра, на лицахнезнакомцев были гнев и презрение.