Я замахал рукой и сел в машину, сказав:

– К «Хэрродс».

«Ришу» находится напротив универмага, через дорогу, и сперва мне хотелось посмотреть, не околачиваются ли у его подъезда какие-нибудь подозрительные личности.

– Прошу прощения? – с сильным акцентом переспросил таксист.

Он был молод – не старше двадцати двух лет, на вид с Ближнего Востока. На запястье сверкали золотом большие наручные часы.

– К «Хэрродс», – повторил я.

– «Хэрродс»? Найтсбридж? – переспросил он.

– Правильно.

Большую и лучшую часть своих тридцати двух лет я прожил в Лондоне и ни разу не слыхал, чтобы здесь был какой-нибудь другой «Хэрродс». Но возможно, таксист владел какими-то секретами, мне неведомыми? Часы у него, кстати, «Ролекс», причем, похоже, настоящий. И такси совсем новенькое, прямо сверкает. Тоже из «Хэрродс»? Я наклонился к перегородке, отделяющей сиденье водителя от пассажиров.

– Хорошая машина, – сказал я. – Совсем новая.

– Да, – нервно рассмеялся он, – да, мой такси. Новый.

С лондонскими таксистами меня связывают странные и противоречивые отношения. Сидя за рулем, я вижу в них наглых ублюдков. Эти сукины дети никогда никого не пропускают и обязательно подрежут тебя, даже если для этого придется свернуть со своего пути. Но когда я сижу в такси, то понимаю, что передо мной настоящие асы своего дела, блистательные водители, полные справедливого презрения к жалким идиотам, что плетутся по центру Лондона со скоростью пять миль в час.

Однако сейчас моя вера в лондонских таксистов подверглась суровому испытанию. Учитывая, сколько они дерут с пассажиров за каждую милю, мы, по-моему, вправе ожидать, чтобы они хотя бы умели водить машину, могли связать пару слов по-английски и не считали, что «Хэрродсы» в Лондоне расположены на каждом углу.

Мы выехали на Пикадилли и остановились на красный свет. Что ж, по крайней мере, мой Мустафа – не дальтоник. Вдруг он открыл дверцу и выскочил наружу.

– Вы подождать, пожалуйста, совсем немного – я купить «Стандард»! – С этими словами таксист бегом бросился к газетному киоску.

Позже, размышляя об этом, я так и не смог понять, что именно меня насторожило. «Ролекс»? Полное незнание Лондона? Явный недостаток навыков вождения? Мысль о том, на кой черт газета человеку, так плохо знающему английский? Или просто то, что подъехал он как-то очень уж быстро – и это в понедельник, в четверть третьего?

В общем, я наклонился вперед и взглянул на водительское сиденье.

И увидел там ручную гранату. Без чеки.

Взрыв настиг меня где-то между дверцей и мостовой. Меня взметнуло в воздух и перебросило через ограду парка Сент-Джеймс. Машина за спиной превратилась в огненный шар, разбрасывающий вокруг себя брызги пламени.

Несколько мгновений я лежал ничком на холодной земле. Стояла страшная, неестественная тишина. Лицо жгло, ноги болели как проклятые, я жадно глотал воздух – и с каждым вздохом все сильнее злился. Попытавшись сунуть руку под пиджак, обнаружил, что ни пиджака, ни пальто на мне уже нет, нет и большей части штанов – а вот кобура с «Береттой» по-прежнему на месте. Я выхватил «Беретту», снял с предохранителя. Ну где этот араб? Где долбаный ублюдок?!

Вокруг царила тишина. Я зажал пальцами ноздри и сильно высморкался – так, что заболели уши, однако вокруг по-прежнему было тихо. Затем где-то вдалеке послышался гудок. Такси горело, треща и рассыпая искры, на дверцах припаркованного в метре от него «Форда» пузырилась и облезала краска. Продавец газет выбежал из киоска и таращил глаза на пожар.

Я оглядывался в поисках араба. Смотрел на подъезды, вверх и вниз по улице, заглядывал в машины, но с места не двигался. Ждал. Ждал хоть какого-нибудь движения. Ничего. Хорошенькая девушка застыла, глядя на меня со смесью ужаса, жалости и жгучего любопытства. Я ее понимал: мужик в голубых трусах, черных шнурованных ботинках до колен, клетчатой рубахе и с тяжелой «Береттой» в руках. Такое не часто увидишь.

Я сунул пистолет за пазуху, сообразив, что отсюда надо убираться, пока вокруг не собралась тысячная толпа. Дальше моя физиономия попадет на первую страницу вечерних газет – и не стоит даже уточнять, как это скажется на карьерных перспективах.

Я повернулся и торопливо зашагал прочь. Подзывать такси мне почему-то не хотелось.

«С гребаным днем рождения!» – было написано на зеркале губной помадой. Размашистым неразборчивым почерком.

Гостьи не было, ее машины – тоже, и немудрено. Я обещал, что буду дома в семь, а явился на одиннадцать часов позже. Профессия шпиона не слишком подходит для брачных уз и совсем не подходит для бурных романов, а наш роман тянул на все двенадцать баллов.

В первый раз я встретил ее у себя в постели. И первое, что заметил, – шевелюру неимоверных цветов: левая половина головы зеленая, правая оранжевая. Что делать с такой девушкой: заняться любовью или вытереть ею пыль? Так или иначе, я решил для начала – из вежливости – разбудить ее.

– Отгребись! – было первое ее слово, обращенное ко мне.

Она перекатилась на бок, и ее ноги свесились с кровати. Высокая, даже очень, выше меня.

Я еще раз осторожно потряс ее за плечо.

– Просыпайся, Зеленовласка. Ты вломилась ко мне в дом и теперь спишь в моей кроватке.

– Какой наблюдательный! – сонно пробормотала она. – И где ты шлялся столько времени?

– «Где шлялся»?! Черт побери, ты вообще кто?

– Дай мне прикурить, присядь, и я все объясню.

Говорила она с австралийским акцентом; вообще-то я его не люблю, но в ее устах он звучал мило. Я зажег сигарету, протянул ей, а сам опустился на стул в ногах кровати.

– Если так меня боишься, может, выйдешь на улицу, а я покричу в окно?

Был час ночи, я вернулся домой выпивши и не слишком хорошо соображал.

– Садись поближе, – предложила девушка, приподнимаясь и опираясь на подушку, – я не кусаюсь.

– Ни верхняя твоя часть, ни нижняя?

– Не надо смеяться над моим ростом. Я этого терпеть не могу.

Я подошел и сел рядом на кровать.

– Извини. Я не думал смеяться над твоим ростом. Я вообще не знаю, сколько в тебе росту: вижу только голову и ноги – откуда мне знать, сколько между ними?

На вид ей было года двадцать четыре: лицо свежее, словно у школьницы, с пухлыми губами и точеным подбородком на чертовски длинной шее. Чистая кожа с легким загаром, густые светлые брови, яркие голубые глаза. Макияжа почти не было, только тушь и немного румян. Впрочем, искусственные ухищрения ей и не требовались. И разноцветные волосы были совсем не к лицу. Не к этому солнечному лицу, за которое запросто можно вызвать соперника на дуэль или пырнуть кинжалом в спину.