Он пришел в себя оттого, что Игнатьев тряхнул его за плечо, и тут же ощутил на себе заинтересованные взгляды товарищей. Особо пристальный и в то же время насмешливый был у Мартынова. Повернувшись к остальным, полковник удовлетворенно кивнул:

– Хорошо я натаскал парня. Пока вы охали, он уже просчитывает, как фюрера всея германской нации валить будет. Как, Сереж, есть варианты?

– Есть, – ответ получился сам собой, без раздумываний. – Если…

– Оставь подробности. Это была шутка.

– Э-э-э…

– Да шутка, шутка, – подтвердил его слова Громов. – Поверь, если бы Гитлера хотели убить, то это сделали бы уже давно. Только вот, как мне объяснили, данный вариант совершенно бесполезен и даже вреден.

– Почему?

– Гитлер – вождь, знамя. Не более того. Но и не менее. Умрет он – и Германия не пойдет вразнос. Тех, кто готов перехватить власть, более чем достаточно. А вот союзников мы лишимся. Во всяком случае, наш генштаб считает именно так.

– Почему? – как можно более равнодушно спросил Хромов. К слову, усилий прилагать ему потребовалось минимум – как-то и впрямь стало все равно.

– Сейчас для наших… союзников Гитлер – воплощение зла. Гитлер, но не немцы. И они с удовольствием помирятся с Германией и навалятся на нас всей толпой. Или хотя бы остановят военные поставки, что, когда расстояние от Москвы до передовой смешное, может оказаться фатальным. Нет, убивать Гитлера нельзя, эта страшилка нужна нам даже больше, чем немцам. Вот если бы взять его в плен… Это нереально, к сожалению. Поэтому задача, которую возлагает на вас командование, несколько иная.

– И какая же?

От этих слов Мартынова явственно потянуло холодом, но Громов или не обратил, или предпочел не обратить на это внимания. Лишь плечами пожал:

– Мне такие вещи не докладывали. Тем более, обстановка непрерывно меняется. Я доставил вам мощную рацию, шифры… В общем, что делать, вам сообщат.

– Николай Васильевич, – Игнатьев, привлекая внимание, громко хлопнул ладонью по колену. Получилось громко – рука искателя приключений, заскорузлая от оружия, копания в механизмах на морозе и прочих развлечений настоящих мужчин, приобрела за последнее время твердость камня. – А что, если мы пошлем генштаб вместе с его идеями куда подальше? Они планируют операции, сидя в безопасном тылу, и при этом слили в унитаз первый этап войны. Напрочь. Лично у меня веры им пока нет. Через годик-другой, когда научатся работать, мы с ними поговорим, а пока что у меня любой боец лучше вашего Шапошникова знает, какого цвета у немца потроха.

– И такое возможно, – кивнул Громов. – Меня предупреждали о таком варианте, люди на местах часто предпочитают действовать исходя из текущей обстановки и собственного разумения, а не потребностей вышестоящего командования. Да я и сам не исключал, что вы на приказы, как любит выражаться старшой, забьете большой и толстый детородный орган. Как-никак, я с вами шел едва ли не с первых дней и успел убедиться в своеобразности вашего мышления и методов. Единственный вопрос, господа офицеры. Кто вы?

– Господа? – удивленно прищурился Мартынов.

– Иногда, забывшись, именно так вы друг к другу и обращаетесь, – спокойно кивнул Громов. – Я так полагаю, это фигура речи?

– Скажем так, расхожая шутка, – кивнул полковник.

– Это хорошо. В таком случае, я повторяю свой вопрос. Кто вы? Просто, чтобы было понятно. Вы и в самом деле ведете себя не так, как обычные люди. И старшой, – кивок в сторону Хромова, – и остальные уже не раз путались в местных реалиях, говорили не то и не так… Единичный случай легко понять и списать на оговорку, но таких ошибок, причем у всех четверых… и у ваших пропавших товарищей тоже было слишком много. Потом они постепенно начали исчезать, но я все же офицер разведки. Умею видеть, слушать и делать выводы. Не волнуйтесь, об этом кроме меня пока никто не знает.

– Это хорошо, что никто не знает, – голос Мартынова звучал до крайности задумчиво. Хромова это, правда, не обманывало – за такой вот задумчивостью запросто могли и впрямь скрываться размышления. К примеру, о том, расстрелять кого-нибудь или повесить. И Сергею не хотелось, чтобы тот, с кем рядом он прошел не один километр, и не по разу они спасали друг другу шкуру, оказался бы вдруг в списке издержек ситуации. Черт возьми, Громова он просто уважал, и этого было достаточно.

– Я думаю, Александр Павлович, – сам немного удивляясь, отчего вдруг такая решимость, сказал он, – нам и впрямь стоит объясниться. В конце концов, это ничего не меняет и ни к чему нас не обязывает.

– Полагаешь? – Мартынов прищурился, и Хромов с удивлением отметил в его глазах огонек веселья. – Что же, наш главный разведчик хоть и порывист, но чуйка у него работает. Иначе давным-давно словил бы пулю в тупую башку. Не обижайся, но, учитывая некоторые твои действия, до сих пор непонятно, умеешь ты считать на сто шагов вперед, или просто хранит тебя удача. Хорошо, Сергей. Рассказывай, что считаешь нужным. Под собственную ответственность.

– Аплодирую вашему красноречию, товарищ полковник, – скривился Хромов.

– Говорят, в опере больше всего аплодируют случайно залетевшему комару. В свете этого я могу воспринимать твои слова как сарказм, – хмыкнул Мартынов. – Хорош болтать, рассказывай уже.

Ну, что же. Сергей пожал плечами и – рассказал. Все, без утайки. Разумеется, опустив мелкие подробности, ни на что не влияющие – у каждого есть свои, личные секреты. А потом с некоторой долей интереса начал смотреть на Громова, ожидая его реакции.

– Да-а… – протянул майор после некоторой паузы. – Я, признаться, никогда не был поклонником творчества господина Уэллса – и вот, сподобился. А вы меня, часом, не разыгрываете?

– А смысл? – пожал плечами Мартынов. – Нет, Сергей рассказал все правильно. Хотя и, на мой взгляд, излишне подробно.

– Ясно, – Громов задумался на миг. – Ну, тогда скажите уж старику, оно хоть какое, это будущее?

– Честно? – Мартынов оглянулся на остальных, будто спрашивая у них одобрения. – Всякое оно будет. Но по большей части страшное…

Они рассказывали долго. О том, как погибнут двадцать семь миллионов русских. Как сгорят под бомбами немецкие города. Как японские летчики-камикадзе будут таранить американские корабли и как вспыхнут над городами островитян рукотворные солнца ядерных взрывов.

Рассказывал, как рухнут после войны колониальные империи и как взойдет удобренная долларами и политая кровью звезда американцев. Как полетит в космос советский космонавт и как рассыплется на части кажущаяся несокрушимой сверхдержава. Как будут умирать от голода дети, а мордатые бандиты вытряхивать из дорогих квартир беспомощных пенсионеров. Не забыл и про Борьку-алкоголика, и про нынешнего президента, вроде бы приподнявшего страну с колен, но при этом до крайности неоднозначного. Ему было что рассказать, а если вдруг упускал мелкие нюансы, то находилось те, кто мог дополнить и подправить. И лишь когда за окном серой дымкой замерцал тусклый зимний рассвет, Мартынов, наконец, закончил свое повествование.