– Хочешь правды? Получай. Семнадцать лет назад я был почти вполовину младше. Я покинул отчий дом, чтобы доказать себе самому, что чего-то стою в нашей жизни. Я был очень целеустремленным парнем и поехал в Неаполь – город, знакомый мне с детства, уверенный: простая жизнь и хорошее поведение дадут мне то, чего я заслуживаю, а именно уважение. Но награды не последовало, и тогда я встал на путь преступления. Чего же ждать от провинциала? Кровь деда течет в моих жилах. Я запомнил его уроки на всю жизнь. К девятнадцати годам я уже не раз столкнулся с законом, и у меня не было ни одного достойного друга.

– Тебя посадили в тюрьму?

– Нет, но я вернулся домой без средств и без иллюзий. – Деметрио поудобнее устроился на кушетке.

– И? – осторожно спросила Натали.

– Мое возвращение было большой ошибкой. Мой дед находился в состоянии войны с конкурирующей бандой, а бабушка дрожала за свою жизнь. Да и соседей не особенно радовало мое возвращение. Затем Овидио Бертолуччи предали, арестовали и приговорили к двадцати годам тюрьмы.

– О Деметрио, как ужасно!

Он смотрел сквозь открытые двери балкона на пронзительно-синее небо и не видел его.

– Не для меня. Я был даже рад. Но стыд сломил дух моей бабушки. В тот же год холодным серым ноябрьским утром она умерла у меня на руках.

Сердце Натали заныло от жалости, она потянулась, чтобы заключить его в объятия и утешить, но Деметрио увернулся от ее рук.

– Всю ночь я сидел у ее кровати, держал за руку и молил Бога не забирать ее у меня. Она единственная, кого я любил, и кто любил меня. Но Господь не услышал моих молитв. В последнее мгновение она открыла глаза и сказала: «Деметрио, в тебе я вижу ум, целеустремленность и красоту души, но я очень боюсь, что ты унаследуешь судьбу отца и погибнешь в тридцать лет. Обещай мне, что ты станешь честным и законопослушным гражданином. Пожалуйста, Деметрио. Мальчик мой, обещай создать себе доброе имя».

Натали украдкой стерла слезу со щеки. Сколь нежна и мудра была эта женщина, как глубок был ее страх за ребенка, которого она любила до самозабвения.

– Ее голос был не громче шелеста листьев, – продолжил Деметрио, – и мне пришлось наклониться к самым ее губам, но каждое слово опечаталось у меня в мозгу. Тогда я поклялся, что умру, но стану значимым и уважаемым человеком.

– И ты сделал это! – Теперь Натали уже не сдерживала слезы, они градом катились по щекам. – Не нужно объяснять мне ничего, я все поняла…

Деметрио ее не слышал.

– В течение недели я собрал все вещи, которыми она дорожила, спрятал их, оставил лишь то, что по возвращении не желал найти, и в последний раз пришел на могилу. «Ты будешь мной гордиться, Нонна, – обещал я, возлагая на сырую землю ветку лавра и розмарина, – я тебя не разочарую».

Деметрио перевел взгляд на Натали.

– Я выполнил клятву.

– Я верю, – дрожа от волнения, заверила она, – прости меня, я не дала тебе…

– Я не закончил, – от его холодного тона Натали съежилась. – Я поехал в Милан и устроился на работу в одну торговую фирму. Днем я постигал искусство торговли, ночью работал официантом. За год я скопил деньги на образование и поступил в университет. По прошествии нескольких месяцев одна юридическая фирма разыскала меня и сообщила о смерти деда. Будучи единственным членом семьи, я унаследовал деньги, оставшиеся от деда, и из нищего превратился в состоятельного, хотя и не богатого человека.

Натали не удержалась от вопроса:

– Вот на что ты начал реставрационные работы?

Деметрио бросил на нее гневный взгляд.

– Вероятно, ты плохо меня слышишь. Повторю, я поклялся быть честным.

– И ты отказался от денег?

– Нет, я заплатил ими за свое обучение: три года по специальности «экономика и международные финансы» в Миланском университете, затем Принстон. Образование позволило мне встать на ноги. – Мужчина горько рассмеялся. – Я знал, дед в могиле перевернулся бы, узнай он, на что пошли его денежки.

– Ты путешествовал?

– Он и за это заплатил, потому что и это он считал ненужной тратой сил и денег. Кроме того, я учился хорошим манерам, и довольно успешно, как ты успела заметить. Вчера я не ставил ноги на стол и не хрюкал.

– Я не сомневалась!

– Слишком поздно воскрешать умирающую веру в меня, принцесса.

– В душе я всегда считала тебя порядочным человеком, самым лучшим!

– О, принцесса, – поморщился он, – кто, как не ты, десять минут назад обвиняла меня в низости? Считаешь, если криминальные гены заложены во мне, неважно, насколько упорно я стараюсь их подавить?

– Нет, я бы знала.

– Ты и представления не имеешь, как низко может пасть человек, – рассмеялся Деметрио.

– Замолчи. У меня есть свое мнение, и если бы ты был так плох, я бы не подарила тебе свою девственность.

– Смею поинтересоваться, почему?

– Моя гордость не пострадает, если я тебе напомню: я люблю тебя. Поэтому я готова была вцепиться в горло любому, кто бы сказал против тебя хоть одно слово. Я хотела защитить тебя.

– Меня не нужно защищать, – бросил Деметрио. – Я не привык прятаться за женскую юбку. Поэтому отправляйся прямиком на виллу бабушки, а еще лучше – возвращайся в Штаты и забудь меня.

Натали почувствовала, как ее сердце разрывается на тысячу кусочков. Щеки ее сделались пунцовыми, горло судорожно сжалось.

Натали осторожно поднялась с кушетки.

– Думаю, мы все друг другу сказали, – с тихим достоинством выдавила она и стремительно выскочила из комнаты.

Весь оставшийся день Деметрио не находил себе места. К вечеру он был пьян так, что не помнил, как добрался до спальни, и утром проснулся на полу с дикой головной болью.

Продолжительный душ, аспирин и обжигающий крепкий кофе избавили его от молоточков в голове, но не от сердечной боли и тоски. Деметрио знал женщин, которые были бы счастливы согреть ему постель, но они не могли дать ему душевного комфорта.

Без Натали моя жизнь пуста.

– Твой хозяин – идиот, – сказал он Пиппо, лежащему в углу кухни.

Ее кухни.

Деметрио прикрыл глаза, силясь вспомнить, когда перестал думать о вилле как об орудии мести всем тем, кто его не уважал, и стал воспринимать ее как место, где ему хотелось жить с Натали?

Здесь они впервые занимались любовью, здесь она не побоялась запачкать грязью свои белые руки, восстанавливая сад его бабушки, здесь она радовалась изобретению стиральной машины, когда Пиппо оставил грязные следы на ее белоснежных шортах…

Влюбиться в нее было очень легко, а разлюбить невозможно.