– Расскажи, как ты жила все это время? ― такой неожиданный вопрос, от изумления я распахнула глаза.

– Молодец, в самый раз ― усмехнулся он, увидев мои округлившиеся глаза ― двигай попку, ― и, не дожидаясь моих действий, присел рядом, нагло сдвинув меня к спинке дивана одним движением своих бедер. ― Замри.

Слегка шершавой ладонью обхватил мою щеку ― простая ласка, но столько нежности было в этом жесте, что захотелось прикрыть глаза, сильнее прижаться к его ладони. Плавая на волнах своих ощущений, я пропустила момент, когда капля жидкости упала мне на зрачок.

– Ш-ш-ш, ― попытался успокоить он меня, стирая слезу большим пальцем. ― Больно?

– Чуть-чуть, ― отчего-то голос был хриплым. Несмотря на боль, я не могла оторвать взгляд от его синих глаз, в которых вновь читалась забота и…

– Вот и все. Давай, открывай ротик, будем пить успокоительное.

– Хорошо хоть не менять подгузник, ― похоже, Игорь вошел в роль заботливой мамочки. ― Из тебя получится отличный папочка, ― прищурилась, надеясь на бурную реакцию.

– С такой-то нервной мамочкой, ― ничуть не смутился этот гад, ― немудрено, ― сверкнули весельем его глаза. ― Расскажешь? ― вернулся он к заданному ранее вопросу.

– Решил вывести меня из равновесия окончательно?

– Не только ты сегодня перенервничала, ― с улыбкой он засунул себе в рот таблетку. ― Мне еще предстоит отвечать на твои вопросы, и, боюсь, моя тонкая душевная организация не выдержит твоего напора злости и язвительности.

– Все настолько плохо?

– Сама решишь, ― как-то обреченно прошептал Игорь, отводя глаза.

Молчание затянулось, а я вдруг поняла: он ждет от меня рассказа. Но почему тогда не смотрит на меня и упорно продолжает изучать ковер под своими ногами? Весь его вид говорил о вине, и мне очень хотелось смалодушничать, не задавать ему никаких вопросов, оставить все как есть. Я боялась, боялась услышать от него правду, которую не смогу принять, которая разрушит те крохи, что сейчас есть между нами. Выбор есть всегда, вот только не в данном случае. Неизвестность хуже всего. Я могу промолчать, могу даже не слушать, если он сам захочет обо всем рассказать, вот только терзания от этого никуда не исчезнут.

– Жила, как обычно. Учеба, работа. Ничего запоминающегося или важного. Мама так и не вышла замуж повторно. Работала в небольшой фирме, как обычно, заведовала компами и всей прочей начинкой, платили немного, но нам хватало, потом и я пошла работать, стало легче.

А потом все вдруг завертелось. Два года назад меня сбила машина. Ничего сверхъестественного, пьяный водитель за рулем. Попала в больницу, не знаю, что происходило за эти несколько месяцев. Помню, как очнулась, и темноту, как широко ни открывала глаза, все равно было темно. Нужна была операция. Мама уверяла меня, что все будет хорошо, я поправлюсь и забуду все, как страшный сон. Операция прошла успешно, ко мне вернулось зрение, и вскоре меня выписали из больницы.

Мама больше не работала на прежнем месте, сказала, что уволилась и нашла новую работу. Работала дома и постоянно пропадала за закрытыми дверями своего кабинета. Прошло еще несколько месяцев, и она стала слишком дерганой, я видела, у нее проблемы, но она молчала, не ответила ни на один вопрос. Говорила, все хорошо, но я-то видела, хорошо ей не было.

Не надо быть ясновидящим, чтобы понять: моя операция стоила денег, и немалых. Мама их нашла, но что-то явно пошло не так. Я устроилась на новую работу в надежде помочь ей выплатить деньги.

В тот вечер я пришла с работы, все было как обычно. Мама пропадала в кабинете, и лишь поздно ночью я решила к ней заглянуть. Она лежала на полу, на ней не было живого места. Весь кабинет был перевернут вверх ногами, компьютеры исчезли. Она впала в кому, а я решилась, продала дом и перевезла маму сюда. Не знаю, во что она ввязалась, следствие зашло в тупик, все лишь разводили руками. Единственное, что я могла сделать ― сменить документы. Вернула маме девичью фамилию, сменила имя и отчество. На свои документы денег уже не хватило, поэтому жила и работала, как могла, а могла плохо, не каждый возьмет на работу человека, который не желает официально оформляться.

Потом Мишка притащил меня к тебе в клуб, а дальше ты и сам знаешь.

За все время моего рассказа Игорь не произнес ни слова. А я просто закрыла глаза, не хотела и дальше видеть вину на его лице.

– Почему ты не нашла меня? Почему не попросила о помощи? ― в его голосе явственно слышалась обида.

– Мне было одиннадцать. Как думаешь, я много тогда запоминала фамилий и адресов? Пыталась найти хоть что-то в маминых записях, но, увы, а потом поняла. Раз сам не нашел, значит не хотел, а навязываться я не привыкла.

– Но тебе ведь нужна была помощь! ― это уже было наглостью, знает, что неправ, а злость пытается сорвать на мне.

– Не маленькая уже. Как видишь, справлялась и сама!

– Вижу я, как ты справлялась! ― это было подло, напоминать мне о том, что мама жива только благодаря ему. Я не справилась, свою вину признавала, поэтому промолчала. Отвернулась, вот только непрошенные слезы все равно полились из глаз.

– Млять! Лисенок, прости, я дурак. Просто переживаю очень, а ты постоянно выпускаешь свои колючки.

Неисправим. В этот момент я поняла одно: он изменился. Больше нет того юноши, который считался с моим мнением, который действительно любил и боялся меня обидеть даже словом. Вопрос, почему он меня не искал, теперь уже не стоял на повестке дня, вернее, ночи. Не любит, вот и весь ответ.

Сильные руки, шепчущие извинения губы. Все пустое, если я и сейчас спущу все на тормозах, нет уже никаких гарантий, что когда-нибудь он действительно поймет, что творит.

– Вызови, пожалуйста, такси, я хочу домой, ― все тот же безэмоциональный голос, могу собой гордиться.

– Тебе нельзя домой. Хочешь, я уйду, но в свою квартиру ты не поедешь, ― в голосе непреклонные нотки, спорить бесполезно, вот только волна злости, что поднималась внутри меня, решила все по-своему.

– Замечательно! Мне теперь нельзя в свою квартиру! ― соскочила я с дивана, со злостью скинув его руки. ― Что еще мне нельзя? Может быть, мне еще и позволения дышать у тебя спрашивать?!

– Свята, прекрати. Не начинай истерик.

– Значит, я еще и во всем виновата?! ― и главное, сидит на диване, сгорбился, уронил голову на руки, весь из себя жертва. Бесит!

– Твоя квартира сгорела, ― тихие слова обрушились на голову тонной тяжелых кирпичей. Весь запал тут же пропал, а перед глазами стояла моя маленькая квартирка, которой теперь нет.

Дура, дура, дура! Последние мозги растеряла, играю тут в его долбанные игры, плыву по течению. А стоило бы задавать правильные вопросы и хоть раз думать головой! И ведь должна была насторожиться, проснувшись после пьянки не дома, так нет, растеклась лужицей, раскатала губы. Слишком долго ничего не происходило, забыла, расслабилась, посчитала все бредом своего больного воображения и поплатилась уже дважды.