Я прям зарделась: откуда он знает, что меня ночами посещает Муза?

О! (подумала я). Слава моя докатилась и до Китая!

– Иногда бывает (сказала я, скромно потупившись).

– Иногда – это когда? (спросил китаец).

– Ночью (сказала я, еще больше зардевшись).

– А днем? (спросил китаец).

– А днем – редко (сказала я).

– Давай днем к тибе приду. Бутылка возьму. Китайский водка. А муза придет ночью.

И только тут я поняла, что он имеет в виду мужа.

Несла я из дому свои книжки на продажу

В открытой такой сумке: все видно, сумка была доверху набита книжками.

И в лифте один парень с ужасом смотрел то на меня, то на 10 книг, где на обложке: Тасбулатова, Тасбулатова, Тасбулатова – одинаковые книги в сумке и моя физиономия на них.

Наконец он не выдержал и спросил:

– Это вы написали?

– Ну, я…

– И про что вы написали? Кулинарное?

– Не совсем.

– Добрые советы?

– Советы, но не такие уж и добрые.

У него глаза на лоб:

– Недобрые советы? Типа – вредные? Такое уже вроде было.

– Ну да, что-то в этом духе. Недобрые советы для вредных троллей.

– Это книга, как троллить? (спрашивает уже в ужасе).

– Хотите почитать? (спрашиваю я и достаю из сумки одну книжку).

– Нет! (вдруг как закричит он). Начитался в соцсетях: там же одно и то же, сплошные провокации.

Тут мы выходим из лифта, но он почему-то все равно продолжает со мной беседовать, заинтересованный, видимо, пожилым возрастом тролля.

И вдруг говорит:

– Хорошо платят?

– Вот я как раз в своей книжке и учу, как побольше заработать.

– И как? (спрашивает заинтересованно).

– Говорить только правду. И ничего, кроме правды.

– Как?! Разве за правду платят?

– Представьте себе.

Он задумывается.

Потом говорит:

– Я уже привык, что у нас платят только за вранье.

– За правду под видом вранья (говорю я).

Он ушел, совершенно озадаченный.

Еще в США вот что было: читала я свои байки в одном супершикарном месте (то ли Рокфеллер-центр, то ли Линкольн-центр, все время путаю).

Нам дали половину зала, а в другой какие-то богачи ужинали.

Ну, ко мне тоже пришли всякие такие респект-товарищи.

И тут вдруг, к удивлению и даже некоторому ужасу мальчика-официанта, очаровательного, черного, как эбонитовая скульптура, и такого же изящного, и к ужасу этих богачей, какая-то тетка встала, взяла листки и на варварском, с их точки зрения, языке начала что-то читать.

А мои респекты покатываться.

На балконе, где можно было курить, один такой респектный, из ненаших, с часами на руке типа как у Пескова, спросил меня, что это было.

Я сказала, что это были скетчи.

Про кого, спросил он.

Про русскую алкашню, сказала я.

Он неожиданно пожал мне руку со словами, что женщине тяжело, наверно, находиться среди маргиналов и даже писать про них.

– Ниче, справляемся, – сказала я.

– А вы сами не пьете? – осторожно спросил он.

– В завязке, – сказала я (ну, по-английски сказала, что лечилась).

– Молодец! – отреагировал он на мой троллинг с восторгом. – Человек всегда может достичь своей цели, если хочет. Алкоголик может стать писателем.

– А писатель – алкоголиком (сказала я).

Вспомнила московско-питерскую историю.

Поехали мы в Питер с одним переводчиком-москвичом и суперинтеллектуалом.

На семинар переводчиков (какого хрена я там делала, непонятно).

Ну, начался этот семинар: в старинном здании, чуть ли не во дворце.

Вышла тетка и стала завывать чуть ли не на арамейском.

Или шумерском.

Питерские, хоть ни слова не понимали, «внимали музыке слова».

Этот переводчик-москвич громко захрапел.

Все стали оглядываться.

Я его – в бок.

А он проснулся и громко говорит:

– Ха! Делают вид, что понимают!

Все смутились.

Какой-то утонченный парень стал шипеть: откуда типа тут слесарь некультурный.

А ему говорят, что типа этот слесарь на самом деле переводчик Артюра Рембо.

Утонченный говорит:

– А! Анфан террибль! Понятно!

Всю жизнь мне говорили (бабушка, к примеру), что моя маска скоро прирастет к лицу.

Мама говорила:

– Да давно приросла.

Бабушка ей отвечала, глядя поверх очков:

– Может, это вовсе и не маска?

Теперь мама говорит:

– Кто бы мог подумать, что эту маску идиотскую можно… как у вас там выражаются?

– Монетизировать?

– Ну да.

Обидела я сегодня Бабыру.

Бабыра подошла к нам с мамой – мы прогуливались по двору.

И похвасталась, что теперь может читать, после операции на глазах: вынула книжку в мягкой обложке из сумки.

Я раскрыла наугад.

Там было такое:

«Михайлов был зол на себя, что не помнил, когда день рождения у Панфилова. Обычно Михайлов помнил все дни рождения, а тут вдруг забыл. Что же теперь делать? – подумал Михайлов».

И так далее.

Потом открыла на другой странице:

«Майя надела резиновые перчатки и начала протирать перила. Сначала перила, подумала Майя, а потом пол. А то начала в прошлый раз с пола и получилось не очень хорошо. Майя драила перила с остервенением, стирала с них застарелые пятна».