Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удавись от зависти, Джоан Роулинг.
Миландра уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала. Три долгих недели минуло с тех пор, как Джейк ускакал и от него не было вестей. Каждое утро она выходила в сад, плотно закутавшись в бархатный плащ, и взбиралась на вершину холма. Там она ждала, что вот-вот из наползающего тумана галопом вылетит черный жеребец…
Ведь Джейк ее любит.
Тогда почему же он не приезжает?
Честно говоря, понятия не имею, отчего Джейк покинул Миландру, — и уж меньше всех на свете способна об этом догадаться. Пока возлюбленная плачет в кружевную подушку, Джейк, возможно, кутит, болтает с трактирными девками или гоняет на новеньком жеребце с турбодвигателем. Бог весть как работает голова у мужчин.
Я уж точно не в курсе.
— Вылезай. — Олли протягивает полотенце, и я, словно кит, всползаю на бортик. — Сегодня уже лучше. Как ты себя чувствуешь?
— Потрясающе, — бормочу я, закутываясь в полотенце. Я устала и продрогла, а через полчаса предстоит общаться с одиннадцатым классом. Чаша моего терпения полна до краев.
— Вот и славно. — Олли сияет. — Завтра повторим.
— Не могу дождаться, — мрачно буркаю я, забираю сумку и смотрю на экран мобильника — на тот случай, если Джеймс позвонил, пока я была в воде. Никаких звонков. Впрочем, неудивительно. Скорее всего он трахается с Элис.
— Прекрати вздыхать, — требует Олли из раздевалки. — И хватит постоянно проверять телефон.
— Я не проверяю. — Торопливо прячу мобильник в сумочку.
— Собирайся поживее. Хочешь кофе?
— Сначала в душ, — говорю я. — Предпочту вымыться, не беспокоя лишний раз Кусаку. У меня разыгралось воображение — или он нехорошо косится всякий раз, когда я достаю сумочку с банными принадлежностями?
— Да, душ без Кусаки — отличная идея. — Олли кивает. — Честно говоря, нам бы поскорее отвезти его к морю. Держать эту тварь в морской воде и кормить рыбьим кормом обходится чересчур дорого.
— Кстати, нужно купить пульверизатор, чтоб в воде были пузырьки. Я видела такую штуку в садке для омаров, в Пэдстоу.
— Пузырьки? — Олли вытаскивает ключи из рюкзака. — Это омар, а не Джоан Коллинз. Чем скорее мы его выпустим, тем лучше.
— Скоро я поеду к Мэдди, — обещаю я. — Возьму с собой Кусаку. Потом я все улажу и найду новое жилье. Джуэл говорит, я могу остановиться у нее.
Олли выглядывает из-за дверцы шкафчика.
— Не придумывай. Из Хемпстеда в Илинг слишком далеко добираться. Живи у меня сколько вздумается, никто тебя не торопит, Кэти.
Но он ошибается — я тороплюсь. Мэдди права. Жизнь вовсе не генеральная репетиция, и более того, я сомневаюсь, что обрадуюсь, выйдя на сцену. И потом, вряд ли мне удастся и дальше переносить плохо скрываемое раздражение Нины. Пара — приятная компания, трое — толпа.
Включив душ, я задумываюсь о странном положении вещей. Я живу словно на необитаемом острове. Ни дома, ни возлюбленного, ни планов на будущее. Чувствую себя крошечной лодчонкой, которая плывет по морю темной ночью. Даже Джейк и Миландра меня покинули. Судя по всему, ноутбук им не понравился.
Тому, кто решил, что ноутбуки — хорошая идея, ни разу в жизни не доводилось таскать эту штуку по школе. Тетрадка была куда практичнее. Она не весила целую тонну и не била по ногам, когда я бежала за автобусом. Но, черт возьми, на дворе двадцать первый век, и если я собираюсь написать бестселлер, то у меня, похоже, нет выбора. Как и прочие мои коллеги, я сную по школе имени сэра Боба с ноутбуком за плечами, точь-в-точь черепаха. И как и все они, через десять лет подам в суд на департамент образования, когда спина откажется мне служить.
— Что-то должно измениться, — говорю я себе. — Что-то должно произойти в моей жизни…
Так и происходит.
Хоть и не вполне так, как предполагалось…
Когда я думала, что вот-вот моя жизнь изменится, то воображала нечто приятное — например, я крупно выиграю в лотерею, или обнаружу на кухне обнаженного Брэда Питта, или какой-нибудь издатель предложит миллион за «Сердце разбойника». Вот что я имела в виду. Что-нибудь приятное.
Но меньше всего я ожидала обнаружить опухоль на груди.
Я вновь ощупываю свое скользкое тело, мыльная пена пузырится меж пальцев, и мне становится зябко даже в теплой воде. Это лишь воображение, строго напоминаю я себе. Кэти, ты паникерша. Грудь может быть слегка бугристой на ощупь. Какой-то маленький узелок… Если убрать руку, а потом попытаться найти его снова, то скорее всего не получится.
Я считаю до пяти. Потом до десяти. Нет, лучше до двадцати. Крепко зажмуриваюсь и медленно начинаю ощупывать нижнюю сторону правой груди. Разумеется, снова обнаруживаю загадочную шишку. Маленькая твердая опухоль, не больше ореха, но она выступает под кожей — там, где ее быть никак не должно.
— Господи! — вскрикиваю я, отдергивая руку. Опухоль кажется скользкой и как будто перекатывается туда-сюда. Все еще не в силах поверить, я тыкаю ее. Мне становится нехорошо от того, что она подвижна. Наконец я понимаю, что это не разыгравшееся воображение.
У меня действительно опухоль на груди!
Трясущимися руками выключаю душ и пять минут стою столбом. Не важно, что я покрываюсь гусиной кожей, что внизу звенит звонок. В обычное время, слыша его, я бросаюсь бежать с такой скоростью, что моим рефлексам позавидовала бы собака Павлова.
Но не сегодня.
О Боже, сделай так, чтобы опухоль померещилась, и я больше никогда ни на что не стану жаловаться, на то, что Олли оставляет свои носки на кушетке; на то, что Нина такая стерва; на то, что у меня толстый живот… Буду вовремя проверять контрольные работы, жертвовать деньги на благотворительность, стану терпимее к родителям, начну ходить в церковь, перестану злиться на Ричарда…
Все, что угодно.
По-моему, это честная сделка.
Я снова щупаю грудь.
Господь мне отказал.
Опухоль слегка перекатывается под пальцами. Она расплывчатая и неопределенная на ощупь — но она там есть. У меня, конечно, богатое воображение, однако не настолько. Мой стиль — разбойники и благородные дамы в корсетах, а не медицинские отчеты. Терпеть не могу медицину, Олли это подтвердил. Как только он включает «Скорую помощь», я выбегаю из комнаты.
Значит, я не преувеличиваю. Там какая-то жуткая инородная штука — странная маленькая опухоль, которая притаилась в моем теле и тихонько выжидает.
Знаете что? Я понятия не имею, что делать, поскольку поверить не могу, что это случилось со мной. Подобного рода вещи происходят с другими людьми. С женщинами, у которых лысые головы и розовые ленточки на груди. Со стариками. С кем угодно.
Я пытаюсь одеться и понимаю, что забыла вытереться. Брюки прилипли к ногам, в ботинках хлюпает, волосы облепили шею. Ничего вокруг не замечая, выхожу из бассейна, прижимая сумку к груди, и останавливаюсь, в то время как мимо проносятся толпы подростков, словно косяки рыб. Следовало бы прикрикнуть, приказать, чтоб поспешили на урок, переобулись, выплюнули жвачку, ну и так далее — то есть проделать все те вещи, которыми обычно занимаются учителя на перемене, — но внутри у меня что-то надломилось. Я похожа на куклу, которая говорит, если потянуть за веревочку. Похоже, моя веревочка оборвалась.