Каюта, где жил Савелий с тремя матросами, была ненамного больше той камеры, где он сидел в наручниках. В полуметре одна от другой — двухъярусные кровати. Слева и справа при входе — небольшие шкафчики для одежды.

Савелий и еще двое соседей по каюте заснули мертвецким сном, едва успели добраться до кроватей. Они даже не стали раздеваться, настолько устали. Так и лежали в робах, обсыпанных рыбьей чешуей, которая поблескивала и на лицах, — и на руках…

Резкий гудок сирены, сопровождавшийся миганием красной лампочки над входом, оповестил об авральной тревоге. На верхней палубе вовсю кипела работа. Все матросы, кок, его помощники, санитары и пожарные, короче, все, кто обычно освобожден от такой работы, участвовали в загрузке живого товара в трюм.

Савелий подхватил специальный гребок и, встав на свое обычное место, начал энергично сбрасывать рыбу вниз. Рядом с ним работал Кошка. Он даже не успел снять белую куртку и поварской колпак.

— Давай-давай, Кошка, это тебе не кастрюлями греметь! — посмеивался Савелий.

— Может, махнемся не глядя, хотя бы на пару дней, ты — на камбуз, а я — на твое место! — улыбнулся Кошка, вдруг он неожиданно поскользнулся на осклизлой от крови и рыбной чешуи палубе и, нелепо взмахнув рукой, повалился на трепещущую рыбную кучу, задев деревянным гребком матроса с приплюснутым носом и мосластыми руками. Этот парень пришел к ним недавно и уже успел зарекомендовать себя как грубый, нетерпимый человек, по любому поводу распускающий руки, все время готовый на злые насмешки в адрес любого, кто, с его точки зрения, чем-то был слабее или не мог дать отпор.

Получив тычок, он матерно выругался и несколько раз огрел барахтавшегося в рыбной куче Кошку по спине своим гребком.

— Ты что, сволочь, ополоумел? — крикнул Савелий и, подскочив, схватил его за руку.

— Не суйся, когда тебя не просят! — злобно зашипел тот, вырвал руку и снова замахнулся на Кошку.

Резким ударом Савелий сбил его с ног, завалив на кучу.

— Ах ты, вонючий афганец! — рассвирепел парень, неудачные попытки быстро подняться еще больше озлобили его. — Мне же по фую твои наградные висюльки! Знаем, чем вы там занимались… — Наконец он все-таки встал, но договорить не успел: Савелий снова сбил его с ног.

— Прекратить! — раздался голос боцмана, перехватившего руку Савелия. — С ума посходили, что ли? — поморщился он. — Матрос Говорков — к старпому! Потом — ко мне!

Савелий, не ответив, четко повернулся и быстро пошел исполнять приказ.

Уводов кровь на лице Кошки, боцман помог ему подняться.

— Кто зачинщик? — строго спросил он.

— Говорков вступился за меня! — Кешка сплюнул кровь на палубу.

— Кудрин? Опять за свое? А ну дыхни! Тяжело дыша, Кудрин поднялся на ноги и, нагло усмехаясь, дыхнул боцману в лицо.

— Все, хватит! — сморщился боцман. — Спишем к чертовой матери!

— Списывай! Напугал! Вкалываем как каторжные, а выпить не моги!.. Заколебали своей простотой!..

Подойдя к каюте старшего помощника капитана, Савелий поправил робу и негромко постучал.

— Войдите!

— Вызывали, товарищ старший помощник? Моложавый капитан встал из-за стола.

— Хорош, нечего сказать…

— Не люблю, когда моих друзей обижают, — хмуро бросил Савелий.

— О чем это ты?

И тут Савелий вдруг понял, что старший помощник капитана еще не знает об инциденте с Кудриным.

— Я думал, что вы… По какому поводу вы хотели поговорить со мной?

— В своей анкете ты указал, что сирота и никаких родственников у тебя нет, правильно?

— Точно так, один я…

— А кем же тебе доводится Александра Васильевна Симакова?

— Не знаю я никакой Симаковой… — пожал он плечами.

— Та-а-ак… Интересно получается! — усмехнулся капитан. — Тогда слушай, читаю. — Он взял со стола листок телефонограммы. — «Говоркову Савелию Кузьмичу…» То, что тебе адресовано, сомнений нет?..

— Пока нет…

— Ладно, читаю дальше: «… Предлагаем вам явиться в городскую нотариальную контору города Ялты для оформления наследственных прав по случаю смерти Симаковой Александры Васильевны… Явиться до тридцатого апреля сего года…» — Капитан сделал паузу. — Что на это скажешь?

— Не знаю я никакой Симаковой! — снова повторил Савелий. — Нет у меня никого! Родители погибли, когда мне и пяти не было… Я ж в детдоме воспитывался, может, ошибка?

— Вряд ли! — улыбнулся помощник капитана. — У нас в таких случаях не ошибаются, скорее, наоборот… Вот что… Мы запрос сделали — получили «добро»! В первом же порту на самолет и на родину, а там — в Ялту… Думаю, успеешь добраться…

Савелий действительно успел до тридцатого апреля добраться до ялтинской нотариальной конторы. Остановился у соседа своей родной тетки Симаковой Александры Васильевны, в девичестве — Кораблева, как и мать Савелия. Незадолго до своей смерти она составила завещание, в котором Савелию отказывала часть домика с садом в Ялте. Вторую часть домика занимал Павел Семенович Дробышев, у которого и жил Савелий несколько дней, пока оформлялось его право на наследство.

Наконец он, получил ключи и документы. Подойдя к калитке, ведущей к его уже личной собственности, Савелий сквозь виноградные лозья увидел небольшой уютный дом со стеклянной верандой. Вокруг многочисленные грядки, клумбы.

Открыв висячий замок и сорвав на петлях пломбы, он вошел внутрь. Там стоял прелый запах запустения, всюду пыль, засохшие цветы в горшках, старая убогая мебель и фотографии на стенах, ходики с опущенными до пола гирями. Видно было, что здесь давно не ступала нога человека.

Бросив на дряхлый диван чемодан, Савелий подтянул гири на часах и толкнул маятник: глаза лубочной кошки кокетливо задвигались из стороны в сторону. Немного полюбовавшись, он подошел к стене и начал рассматривать многочисленные снимки, небрежно скользя по ним взглядом: незнакомые лица мужчин, женщин, стариков и старух… Неожиданно глаза споткнулись о лицо молоденькой блондинки с пышной, модной в шестидесятые годы прической. Осторожно вытащив фото из общей рамки, Савелий прислонил его к стоящей на столе вазе и сел напротив. Он смотрел на фотографию не отрываясь, не моргая, на глазах его навернулись непрошеные слезы…

— Кхе-кхе… — Савелий услышал за спиной старческое покашливание и голос соседа. — Могилку-то их навестил?

От неожиданности Савелий вздрогнул и повернулся.

— А-а, это вы, Павел Семенович?!

— Открыто было, я и… — извиняющимся тоном пояснил старенький, почти лысый мужичок. Он, видно, успел «приложиться»: улыбался пьяно и глуповато. Внутренний карман пиджакам предательски оттопыривался. — Может, не ко времени?