и хитрую. Судил только по расходу энергии — сначала заряд большого кристалла исчез полностью для ее обнаружения, а еще один ушел на снятие.

Нормально.

Все обдумывал, выбираясь из подземелья, не забыл проверить пленников, а также по пути зацепить связку каралек сырокопченой колбасы — голод стал просто нестерпимым. Но смог удержаться до кухни на первом этаже, где во время обхода заметил несколько караваев хлеба. Перекусил, а дальше занялся текущими делами, расположившись все в том же кабинете мажордома.

Тризан из рода Пасклей своими руками собрал под одной крышей тех, кто его ненавидел люто. Да, если бы не череда событий — вряд ли можно было придумать лучшую форму мести, чем передать насоливших где-то и врагов сыну-ублюдку, во всех смыслах последнего слова. Но теперь все они оказались у меня.

На данном этапе большая часть не представляла ценности, тем паче для освобождения требовалось использовать полную клятву на крови. Однако дер Ингертос просил, убеждая в необходимости каждого, включая эринессу Анжелу Рунгар, которая являлась одним из лучших учителей хороших манер в Ариноре. И оказалась в рабском ошейнике за нежелание учить лина Деймона, сочтя его бесперспективным. Тризан привык добиваться своего, и сейчас полным ходом шло принуждение к сотрудничеству женщины.

С ней и провел первое собеседование. Дама мне понравилась. На вид лет сорока, среднего роста, болезненно-худая, на лицо совершенно некрасивая. Несмотря на непонятную хламиду, которой побрезговали бы и нищие, держалась она словно королева, одетая от лучших кутюрье. И что самое удивительное, выходило у нее это без малейшей наигранности. Уверенный взгляд синих глаз завораживал, белоснежные зубы, отсутствие грязи на тряпках, лице и руках восхищали, ведь ее определил лин Деймон в сарай с коровами, свиньями и домашней птицей. Учитель поприветствовала меня книксеном и легкой улыбкой.

— Нет времени на расшаркивания, поэтому сразу обозначу свой интерес. Остальное должен был сообщить дер Ингертос, и Алекс озвучить предложение, — дождался кивка, — Так вот, учитывая то, что за тобой числятся тяжелейшие преступления, как понимаешь, дать полную вольную я не смогу.

— Это навет, — спокойно сообщила женщина, ни один мускул на лице не дрогнул.

— Эринесса, — спокойно, как ребенку начал пояснять, — Неважно как обстояли дела на самом деле, важно, что написано в сопроводительных бумагах. Именно они диктуют мои действия, да и твои тоже, а также выступают ограничивающим фактором. Иначе я освободил бы тебя просто по просьбе мэтра, который сказал очень много лестных слов о некой Анжеле Рунгар, как и заверил меня в ее невиновности. Главное, не пришлось бы тратить такую ценность, как полная клятва крови. Сама понимаешь, принеся ее, ты получишь пусть относительную, но все же свободу. Но мне потребуются твои знания и умения. Обозначу цель — через шесть лет я должен стать не мальчишкой, выброшенным волею судьбы на берег Студеного моря и воспитываемый алкашом-калекой, а благородным юношей, получившим отличное образование, знающий манеры и этикет лучше тех, кто воспитывался в императорском дворце. Насколько я слышал, ты одна из лучших в этом деле.

— Потребуется приложить очень много усилий, глэрд Райс. Я, в свою очередь, готова даже ради такой свободы на многое. Напишу, какие учителя тебе потребуются. Часть можно найти в Демморунге, но некоторых придется вызывать из Халдагорда или даже из самой Империи. Если, конечно, ты хочешь стать лучшим. Но все будет стоить очень дорого.

— Пусть тебя это не волнует. Сколько тебе платили раньше?

— От пятидесяти до восьмидесяти золотых в четыре декады, — однако… На порядок больше, чем получал десятник. Видимо, действительно, профи.

— Я готов платить столько же. Проживать придется пока в Черноягодье. В Демморунге буду появляться только по делам и очень редко, более того, этот дворец выставлю на продажу. Сейчас приведешь себя в порядок, затем если не найдется подходящей одежды в доме, то купишь необходимое. Деньги дам, как и аванс в виде зарплаты за месяц работы.

Поговорили еще пять минут и минус или плюс еще одна полная клятва верности. Боль от нее, как и ощущение вырванной некой незримой части тела, не притупилось, и было таким же сильным, как во время процедуры с магом и управляющим.

Бард Анри Круазье. Высокий худой кудрявый юноша (только присмотревшись можно было заметить морщинки вокруг глаз, свидетельствующие никак не о восемнадцати-двадцати прожитых годах), должный нравиться женщинам, смотрел на меня настороженно огромными карими глазищами из-под мохнатых по-детски ресниц.

Молодой человек имел успех в увеселительных заведениях Халдагорда, на подтанцовке с ним выступала девушка по имени Лилу, с которой три года Анри делил гонорары, кров и пищу, а затем в их таверну занесло лин Деймона. К слову сказать, девчонка без всякого насилия поддалась на чары молодого повесы, понятно, что те имели форму полновесных золотых. Месяц развлекались вместе, после чего певичка надоела недо-аристо. И он без всяких обиняков вышвырнул ее из родового гнезда, снабдив напоследок сотней золотых — огромные деньги для столицы герцогства, которые та, подсевшая на наркотики, дорогое пойло и красивую жизнь, промотала за декаду. А затем пошла по рукам, опускаясь ниже и ниже.

Круазье, в чью душу смачно плюнули, винил во всем бастарда, хотя при всей моей нелюбви к последнему, тот здесь был не при чем. Анри, не обладая умением владеть сталью и магией, использовал данное ему богами оружие — слово. Взялся со всей страстью сочинять скабрезные песенки про соперника и Дом Пасклей. Исполнял их в большинстве таверн Халдагорда. Они пошли в народ, который рукоплескал, хохотал и склонял на каждому углу имена Тризана и его сынка. Отголоски достигли и высшего света. Затем последовало обвинение барда в нескольких убийствах, а окончательные итоги лицезрел я, и не знал, куда пристроить «юношу» со взором горящим, который не понял и не осознал, что именно он причина своих бед, а девка своих. Этот вывод следовал из нашей краткой беседы.

Сейчас точек нормального и эффективного приложения бардовских даров не имелось. Да, можно было уподобиться кусачей мухе и использовать его по накатанной и проторенной им дорожке, но таких судьба обычно плющила. В настоящий момент оставлять без присмотра Анри для наработки связей в родной среде тоже нельзя — в Демморунге его прикончили бы после первого выступления люди Тризана. Слишком их много вокруг. Тратить клятву непонятно на кого я тоже не хотел, даже по просьбе мэтра. Хватит и эринессы.

— После Сумеречной ночи у меня откроется таверна в Черноягодье, пока будешь выступать там, на обычных своих условиях. Их обсудишь или с трактирщиком, или с управляющим. Вполне возможно, к этому времени сцена появится и здесь. Песни исполняешь только те, которые утвержу я. Сейчас поступаешь в распоряжение Алекса, затем кого-то из моих людей, будешь делать то, что скажут. Еду и крышу над головой получишь, деньги — зависит от тебя. В целом же, сможешь стать полезным, получишь свободу после принесения полной клятвы на крови. Если не согласен, говори, я тебя просто продам другому хозяину. Сейчас же стараюсь облегчить твою судьбу лишь по просьбе мэтра Ллойя дер Ингертоса.

— Я понимаю и благодарен вам обоим за это. И меня все устраивает, приложу все усилия, чтобы оправдать доверие, а счастлив буду, когда смогу станцевать и спеть над местом упокоения Тризана из дома Пасклей одну из своих баллад.

Хорошо, хоть не справить нужду, как любят делать здесь некоторые.

— Тогда пригласи эрина Чертано Гиббонса.

Изначально я считал проблемным барда, однако насколько он оказался на диво разумным в осознании своего положения, настолько историк, политолог и экономист пребывал в розовом мирке фантазий. Единственный его грех — в Первом герцогском университете Халдагорда, всячески третировал дочь эрга Тризана за полное неприятие его наук и откровенную глупость, а как-то прилюдно обозвал «тупицей» и «курицей, достойной папаши, разряженного петуха». Этим перегнул палку. В результате, его обвинили в жестоком убийстве в состоянии крайнего алкогольного опьянения какого-то нищего. Свидетели нашлись и показали пальцем на заслуженного профессора, который, кстати любил прикладываться к бутылке. Однако являлся отъявленным гуманистом, не приемлющим убийств, пыток и другого членовредительства, выступавший за смягчения наказания преступникам, входил в подпольное движение «Будущее». Как в таком случае он занимался политологией — неизвестно. Хотя мог не воспринимать близко к сердцу происходящее не на его глазах.