– Что Ольга? – Он насупился, сел на стул, чтобы не создавать ей неудобств. – Ты из-за того меня видеть не хочешь? Из-за Ольги? Считаешь, что если бы не она, то…

– Так вот в чем дело! Как же я сразу-то?.. – Ее худенькие плечи подались вперед, голова запрокинулась, и Света истерично, с хрипом рассмеялась. – Вот в чем причина твоего несчастья, Супрунюк! Причина твоего беспокойства вот в чем, оказывается!

– В чем? Вот в чем, а? В чем?!

Он уже орал, забыв о том, что Светка почти безнадежно больна, что ей нужен покой и здоровый моральный климат в семье. Он уже трижды захлопнул дверь, из-за которой выныривала перепуганная мать, пытаясь просочиться в комнату. Он уже ничего не соображал, выплескивая из себя всю свою невостребованную теперь любовь пополам с жалостью и вперемешку с гневом и упреками.

– Ты пошла ночью непонятно куда… Потом тебя находят всю в крови! Эта операция!.. Мне кажется, я там сотни раз умер возле этой двери, – кричал он, сидя на стуле и колошматя себя кулаками по коленкам. – Куда ты пошла, Света, зачем?! Ты никому ничего не сказала тогда, не говоришь и теперь!

– Я не помню, – совсем не испуганным, а наоборот, каким-то жестким и оборонительным тоном ответила она и глянула на него зло и непривычно.

– Вот! Вот! Ты всем так говоришь: я не помню! Но этого не может быть, Света! Кого ты покрываешь, кого?! Пока ты молчишь, этот мерзавец на свободе. Ты понимаешь, что жива осталась благодаря воле случая и мастерству врачей?! Ты понимаешь, что покрываешь человека, который пытался тебя убить?

– Я ничего не помню. И прекрати орать, оглушил совсем.

Она брезгливо поморщилась, уводя взгляд к двери в комнату. Но помощь в лице его матери не пришла. Помощь была безжалостно изгнана Стасом, она топталась теперь по ту сторону двери в коридоре и слабо охала, когда он слишком уж сильно орал.

– Извини, что я так громко, но я устал. Я устал, Света!

– Прошло так мало времени, а ты уже успел устать от меня. – Ее слегка запущенные брови, которые прежде всегда были безупречными, сложились насмешливой кривой.

– Я не об этом! – возмутился Стас. – Как ты можешь?!

– Это ты как можешь?! – Она тоже повысила голос, насколько ей хватило сил. – Я прикована к постели всего ничего, а ты уже как зверь по клетке мечешься. Думаешь, я не слышу твоих метаний? Не слышу, как ты то и дело носишься на балкон курить?! Я все слышу, Стас, и все понимаю!

– Что ты понимаешь? – Он встал, подбочениваясь. – Ну что ты понимаешь?

Не такого разговора он хотел! Ну совсем не о том они говорят, не о том! С таким трудом все началось, он вошел с улыбкой, остался, хотя она и противилась. Начал говорить, осторожно пробуя каждое слово, боясь обидеть, задеть. Он изо всех сил старался быть терпимым. И даже что-то начало пульсировать, что-то прежнее, теплое и доверчивое! И вдруг бац, все крякнулось с хрустом! Почему вдруг все вильнуло куда-то в сторону и понеслось по ухабам?! Что стряслось за пять минут, почему она начала истерично хохотать и говорить с ним как чужая?

А он орать начал на нее, идиот проклятый! На человека, который совсем недавно едва не помер!

– Я понимаю, с чего ты бесишься, Стас, – ответила Света после паузы, показавшейся ему бесконечной.

– Почему? И я не бешусь, я просто волнуюсь. – Он нашарил ее ладошку в простынях и нежно погладил.

– Я знаю, что ты волнуешься.

И ладонь она вытянула из его рук, что ты будешь делать! Ну никакого контакта, никакого абсолютно, как ни старайся!

– И это хорошо, что ты понимаешь, малыш, – начал он снова тихо и осторожно и снова сделал попытку поймать ее руку, не получилось, правда. – У меня сердце судорогой сводит от всего этого безумия. Я просто не могу!

– Я понимаю, – кивнула она деловито, будто что-то подсчитывала в уме. – Я понимаю все и даже больше. И я понимаю, что ты очень переживаешь. И даже знаю, за кого!

– За кого?! – Он похолодел, начиная понемногу прозревать. – За кого, кроме тебя, я могу переживать, Свет?

– Больше, чем за меня, ты переживаешь за Ольгу, милый. – Она нехорошо ухмыльнулась и тут же чуть громче добавила: – И не смей меня перебивать, я достаточно тебя наслушалась…

Да он и не собирался. Да и не сумел бы этого сделать, потому что язык отнялся от такой чудовищной неправды. От гадкой клеветы!

Уж о чьем благополучии он меньше всего пекся, так это об Ольгином. Более того, собирался и собирается доказать всем, что это именно Ольга виновница всего случившегося. Напрямую или косвенно, своими руками или руками своего теперешнего воздыхателя Тихонова, но это именно она испоганила им со Светкой жизнь. И он не то чтобы переживать за нее, он убить ее готов собственными руками.

А Светка что же? Что она несет? Заболела, что ли?

Хорошо, что не догадался спросить ее об этом вслух, а то и вовсе непристойно получилось бы.

Она ведь на самом деле больна. Чудовищно, почти безнадежно. И она имеет, елки-палки, право и на капризы, и на дурное настроение, и на то, чтобы нести всякий вздор. А он должен и станет терпеть, так-то вот…

– Твоя Оленька была вовлечена в это грязное дело. Она… Ее заподозрили и даже, я слышала, посадили за решетку, – продолжала с судорожным придыханием Светлана. – Потом вроде выпустили. Выпустили, ведь так? Ну вот, меня не обманули… И ты теперь убиваешься и из-за того, что ее доброе честное имя пострадало и что она пострадала, переночевав несколько ночей в камере. И теперь… Теперь, когда твоя жена прикована к постели, а Ольгу подозревают в том, что она этому способствовала, тебе будет очень тяжело вернуться к ней.

– Да я и не собирался, что ты несешь, Света?! – заорал он, не сдержавшись, но потом опомнился и с жаром зашептал: – Что ты такое говоришь, а? Да как такое тебе в голову могло прийти, милая?! Да я готов ее задушить своими руками, если установят, что это она! А ты – вернуться! Что заставило тебя думать так обо мне?! Как ты можешь вообще?!

– Я теперь инвалид, Стас, – перебила она и теперь уже сама поймала его руку и чуть сжала слабыми пальцами. – Я – калека! Я не скоро поднимусь, я никогда не смогу иметь детей, я… Я теперь бесполезный человек.

– А я что, женился на тебе ради пользы, что ли? – фыркнул он, немного успокоившись.

Ладно, теперь беда с ней один на один говорит, а не кто-нибудь еще. Это простительно, это он переживет и перетерпит. Главное, ее на ноги поднять, а с остальным они совместно справятся.

– Будем жить друг для друга, Свет, – вздохнул Стас. – Если богу неугодно, чтобы у нас с тобой были дети, станем жить вдвоем. Собаку заведем.

– Сравнил! – с горечью воскликнула она. – Ты хотел сына, а не собаку!

– О чем ты вообще сейчас, а? – Он влез к ней на кровать и осторожно улегся на самый край. – Что несешь-то, воробышек мой? Мне ведь никто, кроме тебя, не нужен, поняла?