– Хранителя Слова раньше никогда не обвиняли в клятвопреступлении, – продолжил магистрат мысль, ход которой Джуд уже упустил. – Трибунал решил, что Хранитель должен уступить свой пост предшественнику.

Паладин не хотел представлять лицо отца, когда Джуду придется отдать ему мантию Хранителя. Он уже потерял Остроконечный Клинок. Но Джуд подавил чувство стыда, твердо веря в то, что отец защитит Антона, а Джуд… он просто…

Он останется один. Еще в большем одиночестве, чем во время Года размышлений. В большем одиночестве, чем когда Гектор отвернулся от него. В большем одиночестве, чем тогда перед Иерофаном, в ожидании, когда из него выжгут Дар. У него не было стражи, не было долга, не было пророка. Он был именем, которое пропустят и вычеркнут из анналов. Он был тенью.

Белые двери открылись, и внутрь вбежала Аннука, а за ней запыхавшийся Ярик, их шаги эхом отдавались от плит.

– Что такое? – спросил магистрат, разворачиваясь к ним. – Сначала задержка, и теперь вы прерываете…

– Нужно остановить трибунал, – объявила Аннука. – Пророк пропал.

В дверях появилась Пенроуз, и, когда Джуд встретился с ней взглядом, она лишь покачала головой.

– Они правы. И если пророк и правда пропал, Джуд поможет нам его найти.

Джуд уже вскочил на ноги.

– Категорически нет, – ответил магистрат. – Джуд Везерборн остается здесь. Другие могут искать пророка.

– Джуд знает его лучше всех, – возразила Пенроуз – Если кто и может его найти…

– Я сказал нет! – завопил магистрат. – Если вы не уважаете мое решение как магистрата трибунала Керамейкоса, то, возможно, мне стоит провести новую сессию, разбирающую ваши проступки, паладин Пенроуз.

Пенроуз выглядела возмущенной, но замолчала.

– Теперь, если дальнейших возражений нет, можем мы…

Двери снова открылись, и магистрат яростно повернулся к ним.

– Мы не потерпим нового вмешательства!

– Надеюсь, я не опоздал.

Джуд замер. Как и все вокруг.

В проходе спиной к яркому свету стоял Антон. Джуд мог лишь ошеломленно смотреть, как новогардиец идет по главному проходу зала трибунала так беззаботно, словно опоздал на завтрак.

Пенроуз очнулась первой, бросаясь к нему.

– Где ты был?

– На пути сюда, – мягко сказал Антон. – Я подумал, может, трибунал захочет меня выслушать.

Пенроуз молча переводила взгляд с Антона на Джуда. Антон же на Джуда даже не глянул. Его взгляд был прикован к магистрату и скрытым за вуалью членам трибунала позади него.

В голове Джуда внезапно вспыхнуло воспоминание о прошлой ночи. Это было лишь воспоминание – холодная ярость на лице Антона и слово, брошенное Джудом ему в лицо, – трус. Теперь его лицо было непроницаемым, спокойным, но Джуд видел и другое в его взгляде, ту же ледяную ярость, скрытую в нем.

– Я… мы не вызывали вас выступать, имеется процедура для… – начал было магистрат.

Антон широко улыбнулся, но его злость пылала.

– Я сам себя вызываю.

Что Антон делал? Джуд лихорадочно раздумывал, тяжело дыша. Он не мог понять, что скрывается за его яростью.

– У вас нет власти над этим трибуналом. Мы решаем, нарушил ли Джуд Везерборн клятву стражи паладинов. Это с вами не связано.

– Зачем стража паладинов дает клятву? – спросил Антон.

– Зачем? – фыркнул магистрат. – Они должны отринуть мирские желания и полностью посвятить себя…

– Пророку, – закончил за него Антон. – Мне. Так что, полагаю, мое мнение имеет значение, а вы?

Магистрат уставился на него, почти трясясь от возмущения.

Антон, видимо, принял это за приглашение выступить.

– Хранителю Слова полагается защищать пророка, и с момента нашей первой встречи именно этим Джуд и занимался. Он нашел меня. Спас меня.

Наконец, Антон взглянул на Джуда на другой стороне зала, и тот почувствовал, как к лицу прилила кровь. Они в упор смотрели друг на друга.

– Он единственный, кто так поступал.

Джуд тяжело сглотнул, желая отвернуться, но не в силах это сделать. Он провел девятнадцать лет, оттачивая коа и изучая историю Семи пророков. Готовясь найти и защищать последнего пророка. Но ничто не подготовило его к Антону.

Злость, благодарность и сдавленная надежда заставили его сердце забиться быстрее. Он словно вернулся в «Тайный источник», и наблюдал за игрой «Клад и Река», ожидая, когда Антон перевернет последнюю карту.

– Если хотите наказать Джуда за то, что нашел меня, давайте, – сказал Антон, наконец отрывая взгляд от Джуда и поворачиваясь к магистрату. – Но просто потому, что он не сделал этого так, как вы хотели, не значит, что это неправильно.

– Это не вам решать, – заявил магистрат.

– Как раз мне решать, – глаза Антона потемнели. – Это мне жить с последствиями. Я пророк, и вы хотите забрать у меня моего Хранителя в тот момент, когда он нужен мне больше всего. Я видел кое-что прошлой ночью. Не видение – думаю, это скорее происходит прямо сейчас. Иерофан что-то ищет. То, что поможет наступить веку тьмы.

Пенроуз резко взглянула на него.

– Ты видел Иерофана?

– Даже если это правда, – раздраженно сказал магистрат, – вы не доказали, что вы пророк.

– Ладно, – ответил Антон. – Тогда я это сделаю. Прямо сейчас.

Магистрат казался пораженным. Пенроуз – еще больше.

– Мы отправимся в круг камней, – сказал Антон. – Если я докажу, что я пророк, Джуд останется Хранителем Слова. Если нет, то мы оба уйдем.

Джуд слышал, как сердце бьется в ушах. Он внезапно вспомнил один момент их вчерашнего спора. Антон попросил Джуда уйти из Керамейкоса вместе с ним. Джуд не ответил. И не нужно было. И, несмотря на это, Антон остался.

Один из скрытых под плащом членов трибунала поднял руку и поманил магистрата.

– Прошу прощения, – сказал тот остальным собравшимся и вернулся к остальным членам трибунала для совещания.

Взгляд Джуда снова скользнул к Антону. Живот скрутило. Лучи утреннего солнца лились через высокие окна и создавали ореол вокруг волос Антона. Он стоял в центре семиконечной звезды совершенно спокойный. Джуд отчаянно жалел, что его вчерашняя пьяная версия назвала Антона трусом. Ярость, благодарность и стыд боролись в его груди, пока он шел к пророку. Он не знал, что сказать.

Но грохот колоколов разорвал воздух прежде, чем он даже попытался. Джуд вздрогнул, толкая Антона встать за его спиной, прежде чем понял, что происходит. Эти колокола не объявляли время и не созывали паладинов на медитацию.

Это была другая мелодия колоколов, которую Джуд за девятнадцать лет в форте никогда не слышал и надеялся никогда в своей жизни не услышать.