— Он хочет, чтобы ты оставалась у него на виду, — хмыкнула я гневно. — Держит тебя под колпаком?

— Эрик очень ревнивый, — смущаясь, сестра с трудом подавила мечтательную улыбку. — Мы работаем над этим.

— Еще бы, — закатив глаза, я обернулась назад, где Владимир и Эрик испепеляли наши тела взглядами, что-то активно обсуждая, — вы ведь словно чудовище и красавица.

Внезапно Соня взглянула на меня с осуждением и явным недовольством:

— Не говори так. Мой Эрик самый добрый и прекрасный мужчина на планете Земля. Он комок чего-то светлого и чистого, что наполняет меня изнутри силой двигаться дальше, Каролина!

В тишине мы передвигались дальше, пока я удивленно обдумывала услышанное. Девушка присела на край пирса, свесив ноги, утягивая меня за собой. Последовав ее примеру, я тихо шепнула на ухо:

— Малышка, если он развесил на тебе жучки или что-то такое… Просто подай знак, я вытащу тебя из этой западни!

Два расширенных глаза уставились на меня в ужасе, а после ветер разнес звонкий смех. Девушка едва ли не рыдала от истерики, в конечном счете заключив:

— Ты такая смешная, Каролина. Но, знаешь… — утерев лицо, она вдруг стала серьезной. — Я рада, что в этом мире есть человек, который так сильно обо мне переживает. Раньше это была ты одна, а теперь еще и Эрик.

Поморщившись, я не без боли вспомнила маму с папой. Пройдя курс восстановления, они вернулись к обычной жизни. Радости нашей с сестрами было не передать словами, но продлилась та не более чем неделю, пока родители не заявили нам в кратком письме, что осознали себя «чайлдфри». Мол, к пьянству их сподвигли нежелательные дети. Тем же днем они покинули страну, поселившись в Касамби, приняв буддизм, и отказались знаться с нами.

— Я рада, что они нашли себя, хоть и тревожусь, где те берут деньги на питание, — поморщилась Соня.

— Владимир предлагал им помощь, — припомнила я, ахнув от выбивающих почву из-под ног воспоминаний, — они назвали его грешником и безбожником.

Нежная ладошка прижала меня к себе, а сестра облегченно выдохнула:

— Пусть так… У меня есть ты. Настя и Вика, — вдохнув полной грудью, та немного сбивчиво и неловко протараторила: — А еще любимый мужчина, без которого я теперь не представляю своей жизни.

— Он стар, Соня! И опытный манипулятор… Запудрил тебе голову, наобещал с три короба…

Накрыв рукой мои губы, девушка весело поиграла бровями:

— А может, все было наоборот? Ты ведь не знаешь истинны.

— Нет, я точно знаю, что ему нельзя доверять… — убрав руку, воскликнула я.

— А я знаю, — акцентируя внимание, девушка сделала паузу, — что не представляю больше без него себя. Он — все, что мне нужно.

— А как же учеба? Карьера? Планы на будущее? — не унималась, нервно жестикулируя. Происходящее выходило за рамки, не такого я ожидала от встречи с сестрой.

— Эрик ни в чем меня не ограничивает, — спокойно пожала плечами Соня. — А брак для того, чтобы наши отношения стали серьезнее. Ну, ты понимаешь…

— Нет, нет, нет! — взмолилась я, закрывая лицо ладонями. — Только не надо рассказывать мне про секс с этим дедуганом! Я подобного не переживу!

Звонко рассмеявшись, та неодобрительно покачала головой, саркастично процедив:

— Кто бы говорил! Ты вообще видела Владимира? Да меня только от одного его вида в дрожь бросает! — обернувшись назад, та увидела моего мужчину и тут же отряхнулась. — Брр! Ты мне говоришь о ревности, а твой муж заставил Эрика выделить вам среди обслуживающего персонажа одних лишь женщин. Даже на поездку за платьями завтра я просила его лично, едва ли не на коленях.

— Он… — почесав затылок, я попыталась не выдать сестре всей тяжести своей жизни. — Сложный человек.

— Орлов не просто тяжелый человек, — накидывала та, заставляя съёжиться на месте, — после секундного общения с ним у меня чувство, будто я поле картошки перекопала! После этого ты мне говоришь об… — сестра вдруг замолчала, резко сжимая мое лицо и поворачивая к себе. Румянец на ее щеках сменился белизной. — Боги, ты плачешь!

— Перевариваю новость, что моя восемнадцатилетняя сестра влюблена в пятидесятилетнего деда, — засмеялась я, отчасти не солгав.

Соня долго вглядывалась в мои глаза, думая о чем-то своем, прежде чем прошептать совсем как взрослая:

— Помнишь, как мы просили милостыню на вокзале? Мне было холодно, страшно. Я хотела есть и постоянно плакала… Помнишь, что сказала мне тогда? — шмыгнув носом, я отрицательно мотнула головой, прикусив нижнюю губу до боли, лишь бы не удариться в истерику. — Что на каждый котелок найдется своя крышка. И однажды мы тоже будем счастливы.

— Я рада, что ты счастлива, — искренне прошептала я, отбросив дурные мысли. — Что бы ты ни выбрала, я всегда буду так близко, как смогу.

— Я хочу увидеть счастье и в твоих глазах, милая, — теплые губы коснулись моего лба, напитывая теплотой и силой изнутри, подобно подзарядке. — Я вижу, что Владимир любит тебя. Странно, ненормально и очень пугающе, но любит. Я не вынесла даже его взгляда, а ты стойкая. Ты всегда была самой сильной из нас, много перенесла, и мне не хочется, чтобы остаток жизни ты несла на себе этот крест.

— О чем ты? — в недоумении нахмурилась я.

— Настя и Вика, — робко улыбнулась Соня, — я поговорила с Эриком, и ему вообще не сложно перенять их расходы на себя.

— Но… — пыталась вставить свои пять копеек я.

— Думаешь, — перебила меня девушка импульсивно, — я не понимаю, зачем ты вышла замуж за Марка, а затем и Владимира? Хотела обеспечить нас, как могла. Каждый день я работала, как не в себя, чтобы отплатить тебе тем же!

— Соня, — утирая дорожки слез на ее лице,