– Какой еще муж – ты же незамужем!..

– А-га… – явно развлекалась Вера.

– Ну тогда я ничего не понимаю!

Глядя на его обескураженную физиономию, она звонко расхохоталась, но потом сжалилась:

– Да бывший муж, бывший…

– Вы поддерживаете отношения? – поинтересовался Станислав Сергеич замороженным голосом.

– В определенном смысле… Взгляни на меня, что ты видишь?

– Красивую и наглую девицу.

– Не угадал. Перед тобою «жилетка» великого человека, насквозь промокшая от слез! – и она серьезно поклонилась.

Тропотун невольно усмехнулся.

А Вера, микроскопическими глоточками отпивала свой кофе, дымила сигаретой, как девчонка ерзала на стуле и рассказывала:

– Когда муж просто муж – это уже тяжело. Но если он неудавшийся гений – этто… – она покрутила головой, не находя подходящих случаю слов. – Он, видишь ли, режиссер. Когда явился из столицы на наши периферийные подмостки – о! это был ироничный, циничный и одновременно романтически настроенный товарищ, буквально напичканный новаторскими идеями. Мы познакомились в одной богемной компашке – и началось!.. Страсти исключительно шекспировские или в крайнем случае чеховские. Любовь – ну совершенно неземная… Потом оказалось, что я у него третья жена, а сейчас счет уже на пятую пошел… Впрочем, это не интересно!

– Нет уж, расскажи, коль начала, – потребовал Тропотун, почему-то чувствуя себя задетым.

– Дальше все было очень обыкновенно. Новатора в нашем периферийном театре долго и плодотворно кушали – и скушали. Он перешел в другой театр, потом уехал из города совсем. Мы с ним разбежались еще раньше – когда я посмела усомниться в его гениальности. А недавно снова в наш город вернулся, теперь на главрежа в тот же первый театр. Ну а мне его жалко – злой, желчный, везде заговоры чудятся… Был ведь у него талант!.. Может и не первостатейный – но был! был! – она несколько раз ударила в стол маленьким крепким кулачком.

– Ты никогда не упоминала, что была замужем… – сказал Станислав Сергеич обиженно.

– Но ты же не спрашивал! Да и говорить, собственно, не о чем – было и быльем поросло!

– Но скажи… – многозначительно заметил Тропотун.

– Что с тобой сегодня, Станислав?

– Ничего… – он недоверчиво поджал губы и внимательно вгляделся в Веру. – И потом, кто он тебе – любовник?

Она глубоко затянулась, медленной струйкой выпустила дым через ноздри, потом пристально, с прищуром вгляделась в Станислава Сергеича.

– Не городи ерунды! – наконец сказала жестко.

Тропотун нервно курил, старательно избегая встречаться с ней глазами. В нем нарастала злость против Веры, и эту злость уже становилось трудно контролировать. Нет, он не ревновал ее – он был выше этого! Однако… если она все же водила его за нос…

– Переспать можно и из жалости, – инквизиторским тоном произнес он.

– Знаешь что? – Кажется, она по-настоящему рассердилась.

– Что?..

– Хватит изображать ревнивца!

– Я не изображаю.

– Изображаешь! – воскликнула она, сверкнув глазами.

– Нет!

Он вдруг умолк. Сидел, ссутулившись, смотрел в кофейную опустевшую чашку. В сущности, все эти страсти действительно чепуха в сравнении с тем великим, что свершается теперь в его душе!.. Он поднял на Веру глаза и почти спокойно сказал:

– Можно еще кофе?

– Сейчас… – не сразу отозвалась она, вставая.

Станислав Сергеич подумал, что ведет себя по-идиотски. Он поднялся со своего места и прошел в комнату. Там, сцепив за спиной руки, стал перед коллажем и принялся его рассматривать. Похожие на корявые сучья линии сходились в центре прямоугольного, закрашенного черной тушью поля. Бисеринки-звездочки поблескивали вверху. Черный паук на белом фоне, наклеенная желтая стрекоза, бело-желтая ромашка на высоком тонком стебле. Под ромашкой, словно под деревом, сидела с книгой в руках женщина со странно вывернутыми ступнями и с накинутым на лицо покрывалом. Левее женщины был наклеен на черном фоне вырезанный откуда-то хронометр с металлической болтающейся цепочкой. Станислав Сергеич потрогал эту реальную цепочку пальцем – и она закачалась. Вдруг ему показалось, что он слышит ход этого иллюзорного хронометра, обретшего в его глазах тяжесть зловещего символа – и мороз прошел у него по позвоночнику.

Вера внесла поднос и поставила на стол. Разлила в чистые чашки кофе, посредине стола водрузила вазочку с печеньем.

– Прошу, – сделала широкий жест и улыбнулась. Ее улыбка была насквозь фальшивой, как внезапно понял Тропотун. Он удивлялся теперь тому, что всего несколько мгновений тому назад собирался рассказать этой женщине все.

– Благодарю, – ответил он вежливо и сел на стул. Посмотрел на Веру непроницаемо-ускользающим взглядом и пояснил: – Настрой какой-то сегодня… – неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. – Этот странный туман утром…

– Как на Бейкер-стрит 221-6! – усмехнулась она. – Будем совершать преступления.

– Преступлений с тебя уже хватит! – мстительно произнес он. – Соседей уже затопила…

– Тьфу на тебя! Может они не промокли?.. И, вообще, ешь печенье – земляничное!

– Магазинное?

– За кого ты меня принимаешь – естественно!

Он взял печенюшку, надкусил и принялся жевать, не ощущая вкуса. Потом сказал:

– Хорошее… – Помолчал и вдруг прибавил: – Давай поговорим серьезно!

– В смысле?

– О нас с тобой…

– А разве не все ясно?

– Скажи, ты меня любишь?..

– Станислав, ты сегодня меня доконаешь!

– Что, если нам быть вместе? – упрямо бубнил он.

Вера в молчании погасила свою сигарету, подлила себе кофе из джезвы и только тогда взглянула Станиславу Сергеичу в глаза.

– А не поздновато?.. – спросила с сарказмом.

Тут бы ему и остановиться, но Тропотун настолько вошел в роль чистого душою возлюбленного, обманутого нехорошей женщиной, что не смог вовремя притормозить.

– Признайся честно, ты меня любишь?.. – требовательно настаивал он. – Мне нужна правдивость в наших отношениях!..

Лицо Веры отразило недовольство, однако она пересилила себя и выдала мудрую формулу:

– Я отношусь к тебе так же, как ты ко мне…

– Вывернулась! – напряженно и зло усмехнулся он. – Я знал, что вывернешься… Но я-то, я – тебя люблю!..

И – споткнулся о ее насмешливый взгляд.

– Полно, Станислав! – мягко сказала она. – Любовь… Это прекрасно! Но нам ведь не по двадцать… Знаешь, в чем секрет твоего обаяния?

– ?!.

– В эгоизме.

– Я о себе лучшего мнения.

– Естественно, – лукаво усмехнулась Вера. – Бери, ешь, печенье!

Станислав Сергеич автоматически сунул в рот очередную печенюшку и стал угрюмо жевать. При этом он обескураженно думал: все правильно… сам дурак – не заводи романов с умными бабами!

– Последние два дня ты вызванивал меня, чтобы поговорить о чувствах? – прервала наконец затянувшееся молчание Вера. Ее проницательные, чуть ироничные глаза исследовали его лицо.

– Да… – неопределенно отозвался он, – в общем… – В полном отчаянии он осознал совершенную невозможность искреннего разговора. По крайней мере в настоящую минуту. Слишком много условностей выстроилось между ними. В сущности, эти рогатки понаставил он сам, словно противотанковым рвом стараясь отгородить себя от