– Чего, простите?

– Кроликов. Ведь они же необходимы! Вы сказали, что читали об этом методе?

– В заметке про кроликов не было ни слова. Она вообще маленькой была – найден, мол, метод, позволяющий отличать человеческую кровь от крови животного, и все.

– Тогда позвольте я вам прочту небольшую лекцию. При помощи серодиагностического метода можно совершенно безошибочно отличить человеческую кровь от крови иных млекопитающих.

– Безошибочно? А мне сказали, что метод недостаточно точен.

– Какой дурак вам это сказал? – возмутился Лазен. – Метод, открытый доктором Уленгутом и усовершенствованный профессорами Вассерманом и Щютце, обладает безусловной научной достоверностью! Лозаннский профессор Стржижовский в своем труде «Biochimie normale et pathologique», давая описание этого метода, совершенно правильно замечает, что применение серодиагностики для определения происхождения крови является, несомненно, одним из самых интереснейших открытий последнего времени! Сущность этого исследования сводится к следующему. Если впрыснуть животному какой-нибудь одной породы, скажем кролику, кровяную сыворотку животного другой породы, то сыворотка крови первого приобретает свойство вызывать осадок в сыворотке крови второго. Таким образом, кролик, которому была впрыснута в кровь сыворотка собаки, вырабатывает в своем организме такое свойство крови, при котором сыворотка этой крови будет преципитировать только кровь собаки или ее сородича волка.

– Простите, что будет делать? – опять перебил коллежский секретарь.

– Что? А! Преципитировать – это значит вызывать помутнение и осадок. Теперь вам понятно?

– Понятно. А зачем нам полдюжины кроликов? Они нынче дороги. Одного не будет достаточно?

– Как вы думаете, чья на рубахе кровь? – вопросом на вопрос ответил таможенник.

– Не знаю… Я сомневаюсь в том, что она человеческая, а вот чья, сказать не могу. Легче всего добыть бычью – достаточно сходить на бойню.

– Вот что, берите трех кролей – мы впрыснем им бычью, свиную и человечью сыворотку. Вам придется пройтись и до Скотопригонного двора и купить там кровушки этих безвинно убиенных животных.

– Бычачью и свинячью кровь я достану, а где мы возьмем человечью?

– У человека, где ж еще! И этим человеком будете вы! Не пугайтесь, мне надо всего сороковку[32]. Испугались? Шучу. Вашей крови нужно гораздо меньше.

Амбросимов внимательно прочитал все три листка заключения, посмотрел на Кунцевича, покачал головой и сказал:

– Значит, кровь бычья. Ну и что вы мне прикажете со всем этим делать?

Мечислав Николаевич поднялся:

– Надобно передопросить Аксенова.

– Конечно, я его передопрошу. Эх, хотел в этом месяце дело в суд направить, а тут вы… – Следователь поиграл по столу пальцами. – Передопрошу, только вряд ли он свои показания поменяет. За убийство солдата ему так и так бессрочная каторга, поэтому убийством больше, убийством меньше… Тот, кто все это затеял, прекрасно это понимал. И Остров это понимает. Ему за самооговор наверняка грев[33] обещали, и отказываться от него у Аксенова нет никакого резона. Нет, будет молчать Васька.

– Разрешите я с ним поговорю! Дозвольте сходить к нему на Шпалерную[34].

Амбросимов усмехнулся:

– Бить его станете? Нет, это уже цирк какой-то! Я понимаю, когда чин полиции бьет злодея, чтобы тот сознался, но когда наоборот, чтобы от признания отказался… Это нонсенс! Вот что, сидите здесь, я пойду посоветуюсь с прокурором.

– Я вас в коридоре подожду.

– Как вам будет угодно.

Вернулся следователь примерно через час. Он отомкнул дверь и кивком пригласил изнывавшего на подоконнике коллежского секретаря в свой кабинет.

– Послушайте, а кто таков этот ваш сведущий человек фон Лазен? Он где служит?

– Сейчас он служит на таможне, но за плечами имеет университет и ученое звание…

– Я так и думал… Короче, его превосходительство изволили приказать мне дурью не маяться и готовить дело в суд, а вам велели заниматься изобличением преступников, а не их укрывательством. И еще они заметили, что если о ваших с Лазеном опытах узнает кто-нибудь из присяжных поверенных, то оба вы вылетите со службы, как пробка из бутылки. Впрочем, это скорее перестраховка, защиты мы не боимся. Метод, который вы использовали, не проверен, циркулярно не утвержден. Смахивает на шарлатанство! Не смею вас больше задерживать!

Кунцевич приехал на Офицерскую, зашел в свой кабинет и устало плюхнулся на стул. Но долго побыть одному не удалось – позвали к начальству.

«Ну вот, начинается! Сейчас получу взбучку, куплю коньяку и поеду к Лазену, а завтра пошлю на службу записку и скажусь больным. Ну их всех к чертям собачьим!»

Прошло две недели. Кунцевич занимался текущими делами и мыслями был уже за обеденным столом, когда в дверь постучали. На пороге показалась смутно знакомая мужская фигура. За ней виднелась еще одна.

– Разрешите, Мечислав Николаевич?

– А! Господин Забродский! – узнал посетителя коллежский секретарь. – Милости прошу.

Вслед за сахарозаводчиком в кабинет вошел еще один господин – пятидесятилетний поджарый мужчина в прекрасно сидящем простом летнем костюме. Известный щеголь Кунцевич сразу оценил, сколько стоит эта простота.

– Позвольте представить моего спутника, – начал церемонию знакомства Забродский. – Алексей Феликсович Веккер, один из учредителей нашего товарищества.

Хозяин кабинета и гость обменялись крепкими рукопожатиями.

– Давно воротились из заграницы? – поинтересовался чиновник для поручений у Забродского.

– Я там вовсе не был. Мечислав Николаевич, нам надобно приватно поговорить.

– Прошу. – Кунцевич указал на стулья.

В это время в кабинет просунулась физиономия сыскного надзирателя Левикова:

– Прошу прощения, господа! Ваше высокоблагородие, разрешите вас на минуточку.

Коллежский секретарь извинился и вышел в коридор. Вернулся он буквально через пять минут, сел за стол и спросил:

– Так чем могу служить?

– Видите ли, господин Кунцевич, при первой нашей встрече я немного слукавил. Я не мог поступить иначе, и вот почему…