8 октября броненосцы «Евстафий» и «Иоанн Златоуст», два крейсера: «Очаков» и «Кагул», четыре эсминца, два тральщика в 7.40 утра вернулись к побережью в районе Эрегли-Зондулак и начали повторный массированный обстрел угольных копей. Выпущено было 80 305-, 100 203-, 320 152-мм снарядов. Эсминцы, подойдя к портовому угольному терминалу, обнаружили шесть больших двухтрубных, пять малых однотрубных пароходов, уже полностью загруженных. Не спеша экипажи эсминцев приступили к боевым стрельбам. Результат оказался налицо: Османский грузовой флот недосчитался одиннадцати пароходов и двух шхун. В 17.20 русская эскадра направилась к Одессе.

Молоды и славны

В вихрях боевых,

Мы достойны лавров

И добудем их!

Н. Живков, «Шуми, Марица»

Вторые сутки на востоке громыхала артиллерийская гроза, рассыпалась горстями чечевица ружейной пальбы, зингеровскими швейными машинами вели прерывистую строчку пулеметы.

Вторые сутки русские солдаты укрепляли участок грунтового шоссе полуверстовой протяженности, засыпая раскисшую после недавних дождей почву гравием, привозимым за десятки верст болгарскими ополченцами на запряженных волами подводах. Возчики не скрывали сердитого недоумения, да это и понятно: одно дело – возить славным юнакам снаряды и патроны, да еще провиант (ясное дело – на пустое брюхо много не навоюешь!), и совсем иное – бесполезную в бою щебенку.

Однако подполковника Кольцова мало трогали и недоумение возчиков, и ворчание приставленных к работам русских стрелков: «Что мы, саперами, что ли, служить нанялись? Это у них вон лопата да топор на погонах – пусть бы они и ковырялись!» Периодически приезжавшим с колоннами грузовиков пластунам он не терпящим возражения тоном тут же приказывал сгружать оружейные и патронные ящики из кузовов машин в установленные тут же рядом палатки, а самим включаться в работу.

В нарушение всех казачьих традиций, бешметы всех до одного пластунов были из защитной ткани, вместо черкесок с газырями поверх бешметов надеты короткие серые куртки на вате, обувью служили британские рыжие ботинки «джимми» с высокой шнуровкой. Только папахи-кубанки да дедовские кинжалы на кавказских поясах безоговорочно свидетельствовали, что это – те самые овеянные легендами пластуны-кубанцы, лучшие из лучших воинов, потомки запорожцев и черноморцев, некогда наводивших ужас на стамбульских янычар и усмирявших гордых мюридов Шамиля.

За несколько месяцев до войны есаулу Андрею Шкуре было поручено сформировать Охотницкую Кубанскую пластунскую сотню особого назначения из добровольцев со всего Войска, включая не только состоявших на службе, но и запасных. В течение трех недель Шкура смог набрать почти двести сорок оторви-сорвиголов и прибыл, согласно приказанию, с ними в Крым, в распоряжение подполковника Кольцова.

* * *

Двухшереножный строй тянулся вдоль «линейки» качинского плаца: еще пестро, хотя и единообразно обмундированные в кубанскую форму казаки с номерами различных полков на погонах, некоторые – с медалями за усердие, знаками и цепочками призовых часов за отличную стрельбу на черкесках.

После доклада есаула увешанному орденами армейскому подполковнику кубанцы напряженно «тянули стойку», сосредоточенно пытаясь уразуметь, что сулят им такие необычные перемены в привычном порядке течения службы.

– Здравствуйте, братцы-казаки!

– Здрав-жлам-ваш-высок-бродь!

– Государь Император Алексей Николаевич и регент Российской империи Его Высочество Николай Николаевич соблаговолили возложить на меня обязанности по созданию в русской армии новой, небывалой еще воинской части. Вы же, лучшие из лучших, призваны составить костяк первой сотни особого назначения, подчиненной, после меня самого, лишь лично Его Императорскому Высочеству Регенту. Оправдаем же возложенные на нас надежды! Ура, братцы!

– Ур-ра-а-а!

– Нашей части приказано выделить все необходимое для решения задач, которые могут быть поставлены перед нами: новое оружие, секретное пока снаряжение, обмундирование. Сотня будет подготовлена для ведения необычного боя – боя особого типа. Никто, запомните, никто не должен узнать, к чему вас готовят. До сих пор войны велись на море и на суше, кораблями, конницей, артиллерией и пехотой. Вы же, подобно небесному воинству Архистратига Михаила-архангела сможете разить врагов престола и Отечества, спустившись с небес не землю!

– …

* * *

С тех пор у пластунов Охотницкой Кубанской сотни ОсНаз служба не пошла, а прямо-таки полетела. Казаков разделили на полусотни, взводы, отделения по восемь человек в каждом. У традиционно шедших на службу со своей справой, то есть оружием и снаряжением, казаков забрали «в казну» старые винтовки и шашки, вместо них выдали новенькие, в прошлом-позапрошлом годах выпущенные с завода укороченные трехлинейные винтовки казачьего образца, каждому четвертому пластуну вручили хорошо себя показавшие в Японскую войну ружья-пулеметы системы Мадсена, лицензию на производство которых Россия приобрела по личному распоряжению Регента, каковые получили официальное название «ружье-пулемет образца 1905 года», пулеметчики, урядники и офицеры помимо обязательных наганов повесили через плечо деревянные кабуры «Зверобоев», они же «русский маузер» – конструктивно переработанная сестрорецкими оружейниками версия знаменитого немецкого пистолета-десятизарядки. Присланные с флота артиллеристы обучали пластунов обращению со скорострельными пятиствольными пушками Гочкиса, каковых было выделено на сотню аж четыре штуки! Грохота от этих флотских «малышек» было немало, но на дистанции прямого выстрела их снаряды не только довольно точно накрывали цели, но и с легкостью пробивали деревянные стены и листы котельной стали, что пулей из стрелкового оружия было сделать затруднительно.

Прибывший из Гатчинской Воздухоплавательной школы поручик Котельников был назначен в сотне инструктором, и пластуны принялись за овладение спасательным прибором для авиаторов его конструкции. Кипу шелковой ткани, прикрепленной к веревкам, упакованную в громоздкие металлические короба, которую казаки прозвали «ангельским горбом», каждый складывал и упаковывал десятки раз, добиваясь аккуратности и автоматизма движений. Купола нескольких «аппаратов Котельникова» были укреплены на двенадцати выносных балках выстроенной у края плаца огромной вышки, которая превосходила высотою даже колокольню гарнизонной церкви. Каждый взвод пластунов раз в три дня в очередь совершал с этой вышки прыжки на землю. Сперва казаки приняли такое приказание без восторга – ведь это ж вам не с мажары сигать! – бурчали, поднявшись наверх крестились и шептали молитвы, но после благополучного совершения первых прыжков не только успокоились, но большинство стало стремиться всеми правдами и неправдами добиться разрешения на внеочередной прыжок. «Истинно – архангельское воинство!» – как говаривал гарнизонный священник отец Николай.

Но подлинный шок пластуны испытали, когда первые два взвода были выведены к аэродромному полю, где их уже ожидали три громадных аэроплана: «Русский витязь», «Илья Муромец» и его невооруженный «гражданский» собрат «Микула Селянинович», на котором крылатые эмблемы «Русско-Балканских аэролиний» до сих пор не заменили трехцветными концентрическими кругами Императорского военного воздушного флота.