таза… Ольга Николаевна еще никогда не бывала в этом особняке, не знала даже, как он выглядит, но отчего-то не сомневалась, что прошлые, спешно покидавшие дом владельцы оставили кофейник в столовой на подоконнике за занавеской, а таз стоял в гостиной на полу.

В минуты накатывающего временами раздражения княгиня думала, что простоватые тревоги ее подруг выдают их неблагородное происхождение. Пусть это было тайной за семью печатями, но она-то знала, что одну их них взяли в графини чуть ли не из актрисок. Хрупкая служительница деревенской Мельпомены на мужних харчах располнела так, что теперь даже злые языки не поверят в ее сомнительную родословную! Другая приятельница была дочерью нищенствовавшего человека, так и не выбившегося в коллежские регистраторы… Вот она, кстати, несла на себе отпечаток прежней судьбы – в ее глазах всегда открывалась бездна обреченности, этим в свои лучшие годы ей и удавалось завораживать мужчин высших сословий.

Хотя преимущественно подруги княгини все же принадлежали к потомственному дворянству. О таких Несвицкая думала, что они, с детства живущие в роскоши, так и не развили в себе пытливость ума и рассудительность, а потому были подвержены народным, а стало быть, чуждым им страхам. Собственными же интеллектуальными качествами Ольга Николаевна гордилась, почитая себя современной материалисткой и даже «лейбницисткой». Трудов немецкого философа и математика Готфрида Вильгельма Лейбница она, конечно, в руках не держала, довольно было и того, что о нем рассказывал в письмах ее сын, студент Сорбонны. Хотя довольно или нет? Всякий раз в этом месте Несвицкая будто бы спотыкалась… «Довольно!» – неизменно и уверенно отвечала себе княгиня в конце концов.

Приходится признать, что, несмотря на описанную трезвость рассудка, все-таки Ольга Николаевна не вполне отдавала себе отчет в том, чего же именно она опасается. «Страх зеркал» – звучит красиво и аристократично, вот только пугалась-то она вовсе не посеребренного стекла, а своего собственного отражения, то есть субстанции сиюминутной и довольно эфемерной. Иными словами, ее боязнь была несколько ближе к сглазу и домовым, чем ей хотелось думать.

Этот страх уходил корнями в детство, когда маменька, обводя своих чад безрадостным взглядом, сказала однажды: «Только умные мужчины и красивые женщины бывают счастливы». Дети ловили каждое слово жадно, ведь она не так часто уделяла им внимание, предпочитая жить прошлым и предаваться тоске, доверив потомство нянькам. Вот и тогда, закончив фразу, родительница опустила глаза и печально удалилась в свой будуар.

Ни братья, ни сестра, ни сама Ольга Николаевна никогда не сомневались в словах маменьки. В то же самое время каждый понял их по-своему, и это нашло отражение в судьбах. Опять «отражение»… Везде эти зеркала!

Старшая сестра Людочка, принявшая собственную непривлекательность еще в юности, полностью доверилась и не стала биться за свое счастье. Она так и не вышла замуж, но, будучи по-мужски рассудительной, умело распорядилась своей долей наследства, а потому жила в достатке и благополучии. Более того, недавно Людмила Николаевна открыла музыкальное училище для одаренных девочек, будто пытаясь возместить себе отсутствие детей. На посторонних и малознакомых она производила впечатление человека вполне счастливого, но мать будто запретила ей считать себя таковой.

О судьбе старшего брата Коленьки, названного в честь отца, вспоминать всякий раз трудно и больно. Пусть он и был первенцем, но сейчас Михаил, Ольга и Людмила куда старше его. Несвицкие условились говорить всем, будто Николай погиб на войне. В каком-то смысле так оно и было. Он пошел в армию по собственному желанию, будто рассчитывая, что там принцип, высказанный матушкой, действовать не будет. Или же, по крайней мере, вернувшись, герой и ветеран сможет рассчитывать на какие-то поблажки в смысле счастья. Коленька был убит в расположении своего полка на дуэли по пустяковому поводу, будто страдавший человек, алчно жаждавший смерти. Тем не менее в семье считалось неподобающим сомневаться, что если кому-то из детей Несвицких и было суждено счастье, то именно ему.

Младший брат Мишенька – теперь уже чудаковатый помещик Михаил Николаевич – определенно не был умен. «Миня, зачем ты такой дурак?» – устало повторяла матушка, когда тот красил воробьев в черный цвет толченым углем или же подливал чернила в черничное варенье. Так и повелось – в доме никто не считал его проказником, только дураком. Видимо, Миша поверил в это и сам, потому, став взрослым, совершил свой самый глупый поступок – взял в жены даму некрасивую, властную и очень богатую. Впрочем, окружающие видели в этом как раз проявление трезвого ума. Похоже, что семью Ольги Николаевны никто и никогда не понимал.

Так или иначе, в сложившейся ситуации младшему брату, полностью подчиненному супругой, рассчитывать на счастье не приходилось. У них родилось трое детей, но Несвицкая никогда не видела своих племянников, ведь они с Мишей давно перестали общаться. Это трудно назвать ссорой, хотя и другого слова не подберешь. Сестра не сомневалась, что он злится за все ее детские проделки, но и здесь княгиня была не права. Михаил Николаевич, добрый маленький Миня, не сердился, поскольку давно и навсегда вычеркнул ее из своего сердца. Это произошло сразу после того, как он догадался, каким именно образом сестра восприняла матушкины слова.

Маленькая Оленька сразу решила, что мамочка обращается именно к ней и хочет сказать одно: «Только ты, моя детка, будешь счастлива. Только ты, и никто другой». С тех пор она начала сражаться за свое счастье изо всех сил. Когда детей звали к обеду – даже еще раньше, едва почувствовав манящий запах из столовой, – девочка мчалась вперед, расталкивая братьев, сестру и слуг, чтобы выбрать себе самый лучший кусок пирога или самое румяное яблоко. Самую младшую родители и так любили больше всех, но Коля, Миша и Люда стали ненавидеть. По крайней мере, она сама была в этом убеждена.

Пока был жив отец, Оля хотела, чтобы тот проводил время исключительно с ней, прогоняла братьев, когда те тоже пытались обратить на себя его внимание. Люда же не претендовала, предпочитая одинокие прогулки и размышления. Младшая сестра все время требовала подарки и, получая их, чувствовала, насколько же прозорливая матушка была права! Через несколько лет такого счастья она стала даже забывать свое испещренное оспинами лицо, нарочито разные по размеру глаза и огромное родимое пятно на щеке, переходящее на шею… Собственно, забыть было немудрено, потому что никаких зеркал в доме не было. Их убрали навсегда после того, как девочка несколько раз разбивала все до единого.

Как-то Коленька, чтобы отомстить вредине, пробрался ночью в спальню сестер и поставил возле Олиной кроватки маленькое