дворец. Враги казнили Радимира и Любомиру на его руинах, чтобы это увидели скудные остатки покоренного народа.

– Почему ты говоришь «враги»? Разве после победы завоеватели не стали новыми хозяевами?

– Нет, эти остались врагами. Пришедшим войском правили братья Беримир и Боримир. С раннего детства они ничего не могли поделить между собой. Их несчастный отец перед смертью наказал сыновьям никогда, ни при каких обстоятельствах не идти войной друг на друга. Тогда они поклялись. Но с тех пор прошло полжизни, и теперь им двоим принадлежала вся та часть мира, которую можно было объехать на лошадях, да еще несколько островов в придачу. Братья сразу вспомнили детскую вражду, но совсем забыли детскую клятву. Так начался их спор о том, кто главнее. Правда, мечей до поры они не вынимали из ножен. Тут нужно сказать, что у Радимира и Любомиры осталась дочь Остромира. Незадолго до смерти отец попросил своего самого верного советника унести ее из дворца и отдать в крестьянскую семью.

– А, ну все ясно… Я уже много раз слышала эту историю. Девочка выросла и стала писаной красавицей. Из-за нее и началась война между братьями, так?

– Вот и нет. Остромира действительно выросла и стала красавицей, но война началась вовсе не из-за нее. Народу становилось жить все тяжелее. Тогда среди граждан наконец отыскался какой-никакой, но герой. Это был некогда праздный лежебока по имени Будимир. Он смог поднять людей против братьев-тиранов.

– Понятно, и Остромира вышла замуж за Будимира…

– Да что тебе понятно?! Будимир был убит. Несмотря на то что к мятежному войску примкнули почти все, кто жил в стране еще со времен Тихомира, армия Беримира и Боримира оказалась куда больше. Кроме того, их воины были обучены и лучше вооружены, а на месте пышного дворца братья выстроили хорошо укрепленный, почти неприступный замок. Затея Будимира была обречена с самого начала. Герой погиб, всех повстанцев уничтожили. Но во время подавления провального восстания, под шумок, один из правителей убил другого. Историки до сих пор ломают голову над тем, кто именно совершил братоубийство – Беримир или Боримир. Жизнь в государстве замерла. Оставшийся на троне царь потерял интерес ко всему, ведь более воевать было не с кем. Все земли, которые можно было объехать на лошадях, принадлежали ему одному. Имелось и несколько островов в придачу. Единственная надежда состояла в том, что кто-то нападет с моря. Правитель купил подзорную трубу и днями напролет смотрел вдаль, но видел только водную гладь. Да что там воевать… Ему даже визави для спора было не найти. Брат мертв, а все подданные боялись перечить царю. Беримир или Боримир затосковал, разум его померк, бдительность ослабла. Пауки опутали паутиной окуляр подзорной трубы. Обрадованные окончанием войн подданные тоже будто спали. Потому никто не заметил приближающуюся к берегам армаду нового завоевателя по имени Ратмир. Когда царю доложили о нападении, неприятельская армия уже стояла под стенами замка.

– Так Остромира вышла за Ратмира?

– Да нет же. Ратмир тоже погиб. В скудном гарнизоне то ли Беримира, то ли Боримира оставались отличные лучники. Правда, попасть с бастиона замка прямиком во вражеского царя, находящегося в защищенном лагере, не было под силу даже им. Тем не менее кто-то пустил стрелу наудачу. Та оказалась прямо в сердце Ратмира. Быть может, произошло то самое запоздалое чудо, которое замешкалось и не успело на подмогу к Тихомиру? Как это часто бывает, оно досталось не тому, кому было предназначено. Обиднее всего то, что нынешний царь его не заслуживал, да и, в общем-то, не хотел, поскольку, убив брата, сам начал искать смерти. После потери командира армия Ратмира раскололась. Большинство его воинов отправилось домой, но многие осели здесь, на пустынной, разоренной, однако просторной и никем не занятой земле. Страна начала восстанавливаться.

– И жили они долго и счастливо?

– Нет, нет, так только в сказках бывает. А это не сказка.

За Ратмиром пришел Яромир, и ему уже удалось победить то ли Беримира, то ли Боримира. Яромир стал новым царем…

– И что, так до бесконечности?

– Да.

Не поднимаясь с кроватки, дочь повернула голову и настороженно посмотрела на отца:

– Папа, а зачем ты мне все это рассказываешь?

Он нежно взял ее за руку, потом – за один только безымянный пальчик:

– А ты посмотри сюда. Имя Остромиры дало вторую букву «о» слову «ноготок». Не будь всех этих событий, как бы мы тогда его называли?

Запах

Княгиня Ольга Несвицкая – это была ее девичья фамилия, которую она любила гораздо больше мужней, – с детства боялась зеркал, что неизменно вызывало насмешки приятельниц, в компании которых почему-то было заведено, наряду с погодой и пустыми светскими новостями, обсуждать страхи друг друга. Впрочем, всякий раз, когда в их тесный кружок попадали едва знакомые дамы из других сообществ, выяснялось, что те у себя тоже частенько говорят об этом. Удивительно…

Так вот, подруги Несвицкой подшучивали над ней из-за «несолидности» ее боязни. Сами они предпочитали страшиться куда более таинственных, фатальных, волшебных и могущественных субстанций. Это могли быть призраки или завораживающие мужей русалки. Одна всерьез опасалась, что при переезде в новое имение ей обязательно не повезет с домовым и попадется дух-сосед, имеющий весьма скверный и даже мстительный нрав, – подобные случаи широко обсуждались. Дамы попроще боялись вещей более сложных – не существ, а категорий. Это могли быть сглаз, порча, вековое семейное проклятие, которое таится до поры, но вдруг из-за какой-то нелепой случайности, малозначительного жеста обязательно вырвется на волю и ляжет трагическим, мрачным пятном на будущее семьи, а то и разом погубит всех!..

Ольга Николаевна не оставалась в долгу, поскольку ее, в свою очередь, тешили волнения по подобным поводам. Недаром старая графиня Волынская, от которой неизменно пахло швейцарской микстурой и вообще веяло проверенным веками качеством, говорила, что от сглаза страхи хорошего не спасут, а плохого не уберегут. Зачем тогда бояться всего этого нематериального и непостижимого, чего невозможно избегнуть по собственной воле, даже проявляя особую осторожность? Против порчи, проклятий и домовых опасливые треволнения не помогут. Но стоит начать бояться чего-то земного, материального, как страх оказывается спасительной панацеей. Ведь уже сейчас, когда княгиня только подъезжала в коляске к своему новому дому, она была совершенно уверена, что, войдя, не увидит собственного отражения ни в чем. Уж Гришка-то позаботится! После недавнего случая он до жути боялся опростоволоситься вновь. Так что, будучи посвященным в страхи хозяйки, слуга уберет все, вплоть до блестящего кофейника и начищенного медного