права. На все сто процентов, безоговорочно. А она, Берта, просто спорит, как незрелый подросток – «шапку не надену, назло маме отморожу уши».

Но предвидеть, что закончится ее семейная жизнь трупом мужа, не смогла даже матушка. Шок у Берты прошел, неожиданно трезвый взгляд на последние ссоры с Олегом прояснил многое. Она давно стала замечать, что у него не просто интрижка с очередной шлюшкой, а что-то более для него значимое, не любовь, так начало отношений… И это уже должно было бы насторожить. Но Берта гнала от себя мыль о серьезности измены, но не потому, что ревновала, а потому, что было стыдно. Она, адвокат по бракоразводным процессам, очень не хотела оказаться на месте своих клиентов.

Судьба все решила – она теперь вдова, только предстоят еще разборки со свекровью и золовкой. В том, что эти две обвинят в смерти сыночки ее, сомнений не было. А потом пойдут упреки, что обобрала она их (???), и машина ее, и квартира, и дом с участком в поселке, где сотка земли стоит ого сколько! А им, несчастным, дышать до смерти городской пылью. И ни огурчика не посадить, ни картошечки… Берта эти стенания выслушивала при каждом визите свекрови, молча разливала чай по чашкам, ставила перед ними купленные ею заранее пирожные (под протяжный вздох «только у сыночки и поедим вкусненько»). И уходила в спальню со словами «ну, не буду мешать вам общаться». Прозрение, что не Олежека они приходили проведать, а сбросить накопившийся негатив на нее, пришло очень скоро: муж проговорился, что без нее мать с сестрой молча жуют сладости. Пару раз свекровь пыталась влезть после чаепития к ней в спальню, но – о, прозорливость: Берта подпирала дверную ручку стулом, попытки ворваться на ее территорию не удавались, Жанна Валерьевна, громко возмущаясь, уходила. То есть, подхватив дочь, убиралась вообще из квартиры. К облегчению мужа, который терпеть не мог эти посиделки с родственниками. «Хотя бы в этом мы с ним были солидарны», – подумала Берта.

Припарковавшись у администрации, она набрала номер Риты.

– Привет, выйдешь? Поговорить нужно.

Берта села на одну из лавочек в прилегающем к зданию крохотном скверике и в который раз залюбовалась клумбой с розами. Нет, у них с матерью так и не получилось превратить участок в место отдыха, уютной была лишь беседка у сосны. Розы росли, но скудно, жалкими кустиками среди сорной травы. Матушка обложила каждый куст булыжниками, создав видимость того, что дизайн какой-никакой имеется, не совсем уж дико они живут, цветочки она выращивает, ухаживает… Да, еще дорожки плиткой выложила. Ну, кривовато, конечно, что ж – как смогла. Сверху, из окна мансардной комнаты Берты, эти хаотично разбросанные по поляне «клумбы» выглядели неплохо. Особенно если снять очки и включить воображение, получался такой бархатный зеленый ковер с букетами роз. Но смотреть на этот «коврик» было скучно. Ребенком Берта подолгу сидела на низком подоконнике противоположного окна и смотрела на лес. Он был живой, этот лес, манящий и страшный. Особенно в сумерках и при сильном ветре…

– Хочешь, еще куст розочек дам? Вон те, желтые, можно рассадить. – Рита при каждом удобном случае старалась всучить ей какой-нибудь цветок или саженец. – Воткнешь между розовыми, что я твоей матушке месяц назад принесла.

– Спасибо, посадили уже вишенку с утречка, – усмехнулась Берта. – Слышала, наверное? Впрочем, весь поселок наверняка гудит.

– Жуть, конечно. Не выяснили еще, кто там был закопан?

– Предположительно – сын бывшего хозяина дома.

– Дмитрий Марков? Что ж, тогда понятно, куда он пропал.

– А ты о нем откуда знаешь? – с подозрением посмотрела на нее Берта.

– От мамы. Они с Марковым в одном классе учились, – пожала плечами Рита. – Более того тебе скажу, моя маманя была по уши в него влюблена. Но он был такой ловелас, каждой девчонке улыбался, но в итоге женился на маминой подруге Алене Белкиной. Вроде Алена заходила к нам после того, как они школу окончили, году в девяносто восьмом, но я этого не помню. У мамы спросить нужно. А вот зачем приходила, я знаю – искала Дмитрия. Сын их заболел, нужна была пересадка костного мозга. Мама сказала, Алена надеялась, что Дмитрий подойдет как донор. Но в поселке никто не знал, где его искать.

– Мутерперель знал. Он спрятал его по программе защиты свидетелей после одного дела.

– Аа-а… Сосед ваш Федор Николаевич, еще один мамин одноклассник, ты в курсе? А третьим в их компашке знаешь кто был? Отец Ксении Глеб Голод. Ты слышала о ней, да? Доездилась пьяная… А ты о чем хотела поговорить?

– Скажи, Мутерперель один поселился или с кем-то? Жена, дети, внуки? Может быть, позже подъедут?

– Регистрация только одного человека – его самого. Штампа в паспорте о супружестве нет. Но мама уверена, он был женат, но развелся. Да! Все трое – он, Дмитрий и Глеб Голод были влюблены в красотку Алену Белкину, одноклассницы бегали за медалистом Марковым.

– Какие страсти! Наверное, никто не удивился, когда Дмитрий и Алена поженились.

– Мама говорила, после выпускного все как-то очень быстро разъехались по разным городам. Ни разу с тех пор классом не собирались, даже те, кто остался. Алена в тот свой визит Дмитрия не нашла, отец его был уже болен, твой отец Лапин, прости, ее даже на порог не пустил. Так и уехала.

– А сын? Вылечили?

– Не знаю, Берта, я о наших-то не обо всех слышала. Но Ксюха – первая смерть в классе. На похороны пойдешь? Вы ж подруги вроде.

– Нет. – Берта отвернулась.

– Значит, знаешь… Кто доложил-то? Из наших?

– А что, весь поселок в курсе?!

– Кто в курсе, не скажу. А дом моих родителей – напротив особняка Голода, если помнишь. Мама в последнее время часто видела в машине Ксюхи Олега. Когда отец Ксюхи ночевал в городе, эти двое приезжали вечером, а уезжали утром. Нянька Полина их покрывала. Не смотри на меня так, я узнала об этом только сегодня! Разводиться будешь?

– Не буду, Рит. Мой муж утром был убит в нашей городской квартире.

– Это ты его?! А что, и правильно!

– К сожалению, не я. Работал профессиональный киллер. И если бы я не разругалась с ним и не уехала сюда, то трупов, возможно, было бы два.

Глава 15

Берта не стала просить Риту молчать о смерти Крушилина, это было бы бесполезно: подруга признавала свою слабость, то есть неумение держать язык за зубами, открыто, как бы предупреждая собеседника – не хочешь, чтобы