Она внимательно посмотрела на него, и Чарли с готовностью кивнул:

— Спасибо, Глэдис, я буду очень рад. Я могу даже помочь с готовкой — бараньи отбивные удаются мне лучше всего.

— Это было бы совсем неплохо. — Глэдис улыбнулась, а Глинни, словно поняв, о чем идет речь, застучала по полу хвостом. — Я обычно ужинаю в семь. Спускайся, как устроишься. Ничего, что я обращаюсь к тебе на «ты»?

Их взгляды неожиданно встретились, и они долго смотрели друг другу в глаза, словно ведя какой-то безмолвный разговор. Сегодня они обменялись драгоценнейшими дарами, и каждый из них прекрасно это понимал.

В каком-то смысле они оба были просто необходимы один другому, и это было удивительно и странно.

Забрав из машины сумки, Чарли поднялся к себе в комнату, разжег огонь в камине и присел на кровать, глядя на оранжевые языки пламени. Он думал о Глэдис и о том, что она испытала, когда погиб ее сын и умер муж. Ее слова то и дело всплывали у него в памяти, и Чарли чувствовал, как с каждой минутой растет его уважение к этой женщине. В самом деле, эта пожилая, хрупкая на вид женщина достойна была уважения и восхищения. Она не сломалась, она не сошла с ума от горя, не похоронила себя заживо — она просто жила, и в этом был и ее подвиг, и уважение к памяти ее самых близких людей. И для Чарли встреча с Глэдис была настоящим рождественским подарком. Они были знакомы всего каких-то два с половиной часа, а он уже чувствовал себя своим в ее маленьком уютном мире, где царили любовь и нежность и не было места отчаянию и боли.

Наконец он встал с кровати, принял душ, побрился и переоделся. Сначала он хотел надеть свой лучший костюм, но потом подумал, что это будет, пожалуй, чересчур. Чарли слишком дорожил установившимися между ними доверительными отношениями, чтобы рисковать испортить их своим официальным видом, поэтому в конце концов он остановил свой выбор на брюках из мягкой серой фланели и темно-синей свободной водолазке, поверх которой накинул свою любимую свободную куртку. В этой одежде он выглядел вполне прилично и вместе с тем — вполне по-домашнему.

Увидев его в кухне, Глэдис Палмер одобрительно улыбнулась. Чарли был красивым мужчиной и остался бы таковым даже в лохмотьях, однако у него был еще и хороший вкус, и она сразу это отметила. Кроме того, Глэдис казалось, будто она догадывается, чем продиктован его выбор одежды, и это тронуло ее до глубины души. Глэдис вообще редко ошибалась в людях, которых принимала у себя, и хотя Чарли возник на пороге ее дома буквально из пустоты, без всяких рекомендательных писем, она была уверена, что не разочаруется в нем. Уже очень и очень давно она не встречала человека, который бы так ей понравился, который пришелся бы ей по сердцу, и Глэдис — точно так же, как и Чарли, — чувствовала, что эта неожиданная встреча имеет для обоих необычайно важное значение. Она знала, что может многое ему предложить. Тепло ее дома и тепло ее сердца, убежище от непогоды и утешение в невзгодах — Чарли отчаянно нуждался во всем этом, когда постучался к ней в дверь. И потом, он слишком напоминал Глэдис ее сына, чтобы она могла отказать ему.

Но и сама она не только давала, но и получала. Зима — в особенности сочельник, канун Рождества — всегда была для нее самым трудным временем года. В эти холодные месяцы, когда солнце совсем не грело, а вечера были особенно длинны, одиночество получало над ней особую власть, и Глэдис радовалась любой возможности отвлечься от своих горестных воспоминаний.

Пока Чарли жарил бараньи отбивные, Глэдис приготовила салат и картофельное пюре. На десерт был сухарный пудинг, и Чарли невольно вспомнил детство и свою мать, которая точно так же хлопотала по хозяйству, чтобы повкуснее накормить мужа и сына. Кэрол тоже часто готовила ему картошку и пудинг, который она считала настоящей английской едой, и, пока Глэдис Палмер что-то говорила ему, Чарли неожиданно подумал о том, как было бы хорошо, если бы Кэрол сейчас оказалась рядом. Эти навязчивые мысли грозили снова увлечь его в пучину отчаяния, и Чарли пришлось напомнить себе, что думать о ней — значит терзать себя впустую. Чарли знал, что рано или поздно он обязательно должен свыкнуться с тем, что Кэрол больше не является частью его жизни, и перестать связывать с ней все свои действия и поступки. В конце концов, теперь она принадлежала другому, и Чарли — ради собственного блага — нужно было забыть ее раз и навсегда.

Но он не мог этого сделать. Физически не мог. Напротив, ему казалось, что свою Кэрол — Кэрол, которой больше нет, — он будет помнить всегда, и эти воспоминания будут причинять ему мучительную боль, сколько бы ни прошло лет.

Поглядев на миссис Палмер, Чарли только еще раз удивился, как ей удалось пережить смерть своих близких людей — своего единственного сына, невестки, внучки и мужа. Это было больно и мучительно, и все же она сумела справиться с собой и со своими переживаниями. Она не только выстояла, но сумела найти смысл в своем дальнейшем существовании, и хотя Чарли ясно видел, что ее боль не прошла и, видимо, останется с ней до конца ее дней, он понимал, что Глэдис Палмер вышла победительницей из схватки со своим прошлым. И, глядя на нее, он укреплялся в мысли, что должен жить дальше, каких бы страданий ему это ни стоило.

После ужина Глэдис снова заварила полный чайник чая, и они долго сидели у огня, беседуя о местной истории, о форте Дирфилд и о людях, которые жили в этих суровых краях уже несколько веков. Благодаря своему отцу Чарли очень неплохо знал легенды, связанные с окрестностями Дирфилда и Тропой могауков, и мог назвать немало имен, которыми был славен этот край. Глэдис в свою очередь рассказывала ему о племенах индейцев, которые жили и охотились на этой земле, и, слушая ее, Чарли вспоминал то, что когда-то тоже знал, но успел позабыть.

Лишь когда часы в гостиной глухо пробили полночь, они спохватились, что уже поздно, однако оба так изголодались по обычному человеческому теплу и участию, что не спешили расходиться. Чарли даже рассказал Глэдис о своей работе в Нью-Йорке и был поражен, услышав из ее уст точный и тонкий анализ всей ситуации. Глэдис посоветовала ему не торопиться с решением, а использовать полугодовой перерыв, чтобы как следует отдохнуть и разобраться в себе.

— Не стоит задумываться о будущем сейчас, — сказала она. — Живи как тебе хочется, как тебе живется, а там будет видно.

На ее взгляд, Чарли представилась отличная возможность, чтобы попытаться найти какой-то иной путь, чтобы применить свой талант и свои профессиональные навыки. Быть может, говорила Глэдис, он даже сумеет открыть свое собственное маленькое дело.

— Ты так много можешь сделать, — сказала она после того, как они поговорили о готической архитектуре, о средневековых замках, которые Чарли мечтал увидеть, и о его любви к старым домам, таким, в каком жила Глэдис. — Только не нужно зарывать свой талант в землю, не нужно ограничивать его стенами конторы, неважно, принадлежит она престижной компании или кому-то другому. И потом, если ты хочешь сам что-то построить, это не обязательно должно быть что-то большое, огромное. Поверь, не в размерах дело.

Чарли был с ней вполне согласен. Правда, он давно мечтал спроектировать аэропорт, но для этого ему пришлось бы заключать контракт и идти работать в одну из крупных фирм. Что касалось проектирования жилых домов, офисов и прочего, то с этим вполне могла справиться небольшая фирма с несколькими сотрудниками.