Каспер понимал, что рискует, – владелец мог неожиданно выйти из дому. Машина завелась легко, и он поехал дальше. Курсом на север. Домой. В Стокгольм.

Все свои девятнадцать лет Каспер прожил в Стокгольме. Строго говоря, не в самом Стокгольме – он родился и вырос в пригороде, там ходил в школу, там жил вместе с родителями до недавнего времени. Три года назад стал искать работу, правда, без особого рвения. Родители решили переехать, приобрели себе стандартный домик за городом, а он не захотел жить с ними и повел довольно беспорядочный образ жизни в столице. Он кормился пособиями и ютился либо у приятелей, либо у приятельниц – молодых разведенных жен, деливших с ним постель.

Мало-помалу попал в компанию, где жили, руководствуясь принципом, что преступление себя оправдывает, не надо только зарываться и делать глупостей, чтобы тебя не схватили. Участвовал в кражах со взломом, угонял машины, перепродавал краденое. Месяца два его кормила девчонка, которая приводила клиентов; пока она их обслуживала, он сидел на кухне и пил водку с фруктовым соком. В своей преступной деятельности он руководствовался двумя правилами: не торговать наркотиками и не носить оружия. Он был привлечен к ответственности только один раз.

Каспер не корил себя за свой образ жизни. Как и многие другие молодые, он не мог считать своим общественный строй, в котором ценность индивида измерялась только материальным благополучием и должностью и который вместе с тем не мог обеспечить молодежь сколько-нибудь осмысленной, порядочной работой.

Неподалеку от Катринехольма пришло время заправиться бензином. Он рассчитался блестящими пятикроновыми монетами. Заправщик повертел их в руках, разглядывая, потом положил в особое отделение в кассе и спросил:

– И не жалко с ними расставаться?

Каспер поразмыслил, что бы такое придумать, но ограничился тем, что пожал плечами.

Проехав еще часть пути, он остановился около киоска, чтобы купить сигареты, жвачку и газету. Идя к машине, пробежал глазами заголовки на первой странице.

Кристер убит, все трое полицейских живы. Полиция разыскивает Каспера по всей стране. Газета называла его «гангстером», «бандитом», «убийцей». Почему же вдруг «убийца»? Ведь он даже безоружен.

Он внимательно дочитал до конца репортаж. Ни Кристера, ни его не опознали, и машину не нашли. Полиция все еще разыскивает большой американский «шевроле», но ведь он не так уж надежно спрятан, его скоро найдут. Он отложил газету и долго сидел, пытаясь собраться с мыслями. Отступивший было страх снова овладел им. Он старался думать спокойно, последовательно.

В чем он виновен? Две кражи и угон машины. Стрелял не он. Даже если его задержат, это нетрудно доказать, а наказание за его собственные преступления будет не таким уж строгим. Каспер смял газету, бросил в канаву и поехал дальше. Он принял решение.

В первом же большом магазине он купил все необходимое для номеров старого типа. Выехал за город, свернул в лес, снял прежние номера и закопал в землю, заменил их другими и направился в сторону Сёдертелье.

Доехал до дома родителей, поставил машину в гараж. Если повезет и дальше, машина простоит тут несколько дней: отец Каспера работал разъездным агентом торговой фирмы, его подолгу не бывало дома.

Так и вышло. Он застал дома мать, отец же уехал до конца недели. Матери Каспер сказал, что одолжил машину у хорошего друга.

Мать очень обрадовалась сыну. Радость ее стала еще большей, когда он сказал, что думает побыть дома дня два.

Вечером он получил свои любимые блюда – бифштекс с луком и жареным картофелем, яблочный пирог с ванильным соусом.

Он рано лег и, засыпая на кровати отца, чувствовал себя почти в полной безопасности.

Утром двадцать первого ноября Гюстав Борглюнд умер в инфекционной больнице города Мальмё. Его доставили слишком поздно, и врачи ничего уже не могли сделать.

Зато Эмиль Элофссон и Давид Гектор выкарабкались во многом благодаря искусству хирургов. Конечно, обоим досталось, особенно опасным было положение Элофссона – одна пуля прошла сквозь печень, другая рядом с поджелудочной железой.

Элофссон и Гектор были не в состоянии говорить ни в понедельник, ни во вторник, а Борглюнд ничего не знал – даже того, что его подстерегает смерть.

Успехи оперативного штаба ЦПУ были на уровне ожидаемого. Машина не найдена, убитый не опознан.

Борглюнд увенчал свою долгую карьеру, состоявшую из сравнительно безобидных промахов, тем, что испустил дух в среду, в четыре часа утра. Весть о его кончине за несколько часов дошла до ЦПУ. Она вызвала бурю чувств и длинную череду телефонных переговоров между Стигом Мальмом и полицмейстером Мальмё. ЦПУ требовало активных действий.

Под активными действиями ЦПУ подразумевало отправку во все концы автобусов с полицейскими в пуленепробиваемых жилетах и шлемах с плексигласовыми щитками перед лицом. Далее подразумевалось использование снайперов, автоматического оружия и бомб со слезоточивым газом; всем этим полицию охотно снабжала армия.

Леннарт Колльберг подразумевал под активными действиями разговор с людьми. Весь понедельник и весь вторник он пассивно наблюдал поток молодых людей, произвольно задержанных ревностными полицейскими. Колльберг был достаточно опытным сыщиком и знал, что человек, который полгода не ходил в парикмахерскую, далеко еще не кандидат в убийцы. К тому же, насколько он понимал, об убийстве не было речи. Но после кончины Борглюнда все вошли в такой раж, что кто-нибудь должен был предпринять что-нибудь дельное. Поэтому Колльберг зашел за своей машиной в гараж при отеле «Св. Йорген», где обычно останавливались высокие полицейские чины, и отправился в городскую больницу Мальмё. Он собирался переговорить с Элофссоном и Гектором.

Колльберг был человек закаленный, и все же его потрясло то, что он увидел в палате. Он еще раз поглядел на бумажку с адресом, который ему написал Пер Монссон. Все правильно. А что он находится в Швеции, ему и без бумажки известно.

Здание было выстроено в прошлом веке, и в палате стояло три десятка коек. Запах невыносимый, и вся картина сильно смахивала на перевязочный пункт во время Крымской войны. Не больница, а сплошной позор.

Он показал свое удостоверение медсестре.

– Вы ошиблись, – сказала она. – Они не в общей палате, им отвели отдельную, у нас их четыре. Каждая на две койки. Вы можете сейчас поговорить с ранеными, – продолжала она. – Только не слишком долго. Элофссону больше досталось, но Гектор, пожалуй, дольше пролежит.

– Я постараюсь не засиживаться.

Войдя к коллегам, Колльберг убедился, что начальство позаботилось о своих раненых подчиненных. Цветы, шоколад, фрукты… Радио и цветной телевизор.

Гектор держался бодрее, хотя левая рука и обе ноги у него были подвешены.

Над Элофссоном висело сразу четыре капельницы, одна с кровью, другие с жидкостями разного цвета.