— Ну, оно-то да. Однако документики справить надо бы…

— Раз надо — справим, — кивнула. — Так как, работу можно найти?

— Ну пошли, поспрошаем на ферме, — махнул рукой дед. — Только саблю оставить надо. А то ещё участковый придерётся…

— Сделаем, — улыбнулась я. Кивнула Тишилу: — Пошли за остальными.

Он буркнул:

— Неужто местный князь?

— Нет, — шикнула я. — Просто добрый человек! Скажешь Ратмиру, чтобы помалкивал и только здравия пожелал. Говорить я буду.

— Как скажешь, княгиня, — он недобро зыркнул на деда и склонил голову в знак покорности. Слава Мокоши, он меня ведьмой не назвал! Я похлопала по ноге:

— Лютик, иди ко мне. Буран, свой человек, не трогай.

Буран встал, отряхнулся и сказал:

— Вот и славно. Не люблю кусать.

— А я люблю! Люблю!

— Цыц! — бросила щенку, и он заткнулся, поплёлся, обиженный, у ноги. Я сказала деду:

— Тут мы пока стали лагерем. Пойдёмте, я вас познакомлю с моими людьми.

— С твоими? Ишь какая царица, — фыркнул дед, но по-доброму. Я тоже усмехнулась:

— Почему царица? Княгиня. Скажите, а может, у вас тут есть какой-нибудь дом пустой? Даже если ремонт нужен, мы сделаем, это не проблема.

— До-ом? — дед снова почесал в затылке, повесив берданку на плечо. — Дома нету. Хотя…

— Да?

— На околице старая изба есть. Там обычно мужики собираются, ну… чтобы… этого… раздавить стопарик.

— Понятно. Малина местная, — хмыкнула я. — А выпас для лошадей там найдётся?

— Есть и выпас. Только надо к Лагутину идти, чтоб просить. Изба-то вроде ничейная, но земли все лагутинские.

Лагутин. Какой-то Лагутин… Небось, местный царёк, который скупил всю землю и ферму, а теперь решает, кому что делать. Ну что ж, я могу и к Лагутину на поклон сходить, голова не оторвётся.

Тем временем мы вышли на поляну с вересковыми камнями. Собака Рыжка, жена Бурана, подняла голову и лениво тявкнула:

— Чужак с хозяевами.

Я предупреждающе подняла руку, а Тишило сразу подошёл к Ратмиру, шепнул ему пару слов на ухо.

— Этот добрый человек пригласил нас в ближайшее поселение. Там и изба найдётся для нас, и место для лошадей. Голуба, идти сможешь или как?

— Дак доковыляю уж, Рудушка, — ответила кухарка, стрельнув глазом на деда. — Какие мои годы!

— Могута, Мечко, поднесёте Голубу. Давайте, идём. Девушки, коз гоните.

— Руда, — тихо позвал Ратмир, — поди сюда, прошу.

— Ох и компашка у вас, язычники! — дед поцокал языком. — Айда, а то обед скоро, Лагутин в обед не принимает.

Я кивнула:

— Идём, идём. Собирай лошадей, Бер.

Когда мы уже все шли по лугу к дороге, а щенки весело скакали вокруг деда, который трепал то одного, то другого по головам, Ратмир спросил меня:

— Любая моя, твой ли мир? Твоя ли жизнь?

— Моя, Ратмир. И ваша теперь.

— А ну как ещё какая беда случится? — он оглянулся на людей. Я тоже. Лица у всех были усталыми, грязными. Как дед нас не испугался — не знаю. Впустят ли нас в деревню — вообще отдельный вопрос. Я бы не впустила…

— Не случится никакой беды, мой князь, — твёрдо пообещала ему, но больше самой себе. — Я не допущу. Уж теперь зубами грызть буду любого, который станет на нашем пути.

— Ты моя храбрая княгиня, — он прижал мою руку к своим губам. — Уж позволь мне защитить тебя хоть раз.

— Позволю, — усмехнулась, на миг прильнув к его боку.

— Скоро уж? — услышала голос сзади. Оглянувшись, увидела Асель. Верблюдица тащилась нога за ногу и ныла. На её спине восседал серый в полоску пушистый кот и осматривал окрестности с видом наследного княжича. С ума сойти, и он тут! Я уж думала, остался один-одинёшенек с драконами!

Отвечать верблюдице я не собиралась. Всякая дорога когда-нибудь кончается, и мы уже это проходили. Наша кончится гораздо раньше, чем мы снова устанем. Вон уже и первые домики показались — одноэтажные, кирпичные или деревянные, утопающие в садах. Май, вишни и яблони уже отцвели, а теперь сирень густым ароматом окутает округу. Вдохнув полной грудью свежесть воздуха, я улыбнулась:

— Правда, легко дышится?

— Смердит здесь, — фыркнул Ратмир. — Нешто горят болота?

Я принюхалась:

— Что ты говоришь? Ничего не горит.

— У нас дышалось легче, — заметила Забава из-за спины.

— Привыкайте, — я пожала плечами. — Уж такое время, милые мои, такое время.

— Ну что, язычники! Вон изба! Расположетесь пока во дворе, а девка ваша к Лагутину пойдёт.

— Кого ты девкой назвал?! — вскинулся Ратмир. — К княгине обращаешься, старик!

— Решите уж, княгини иль царицы тут, а ты мне не тыкай, молодой человек! — дед встопорщил усы и ткнул в Ратмира пальцем. — Щас погоню вас всех, да пальну!

Господи, что — опять?!

Я сжала руку мужа и разозлилась. Рявкнула на него:

— Молчи!

А потом на деда чуть потише:

— А вы взрослый человек, умудрённый опытом, могли бы и спокойнее относиться к подобным выпадам!

— Не станут меня всякие пришлые учить, как разговаривать, — дед потряс берданкой. — Навидался я всяких пришлых!

— А мы особенные, — сказала я с напором. — У нас даже верблюд есть.

Дед покосился на Асель и буркнул:

— Верблюдов не видал. А только не надо мне тыкать!

— Мы не будем тыкать, — покладисто согласилась я. — Мы научимся жить с вами в мире и согласии. Вы же Петрович, да?

— Откуда знаешь? — он подозрительно покосился из-под кустистой брови. Но ответить я не успела. Разыгравшиеся подростки собачьего рода решили, что мы слишком долго стоим, никуда не идём и болтаем о глупостях, которые не стоят никакого внимания. Первым налетел, повизгивая от нетерпения Лютик. За ним и другие принялись наскакивать на деда, приглашая продолжить забаву. Отвлёкшись, Петрович не успел принять защитную позу и повалился на землю.

Ахнув, я бросилась помогать ему встать, но дед со стоном откинулся на траву:

— Эх, шавки вы шавки! Ну, всё, теперича только если фельдшера вызывать!

— Что случилось? — я опустилась на колени рядом с дедом, поддержав его голову. — Ушиблись?

— Да спину прострелило, радикулит проклятый, чтоб его!

Я только головой покачала и бросила Лютику:

— А ну отошли!