Однажды, когда я сопровождал старца Ефрема в Салоники для лечения одной его болезни, я попросил его посетить некое благочестивое семейство. Нас приняли с великой радостью и так, как это полагается. Маленькая девочка с горячей ревностью постоянно находилась рядом со старцем, с «дедушкой», как она его называла, и с готовностью прислуживала ему. Старец с радостью благословил ее, говоря:

— Бог да благословит мою Хрисоваланту.

Девчушка напомнила ему:

— Дедушка, меня зовут Мария.

Старец не обращал внимания на то, что Мария говорила ему о своем имени. Во все время нашего посещения этой семьи, сколько бы раз Мария ни оказывала нам услугу, она получала благословение в следующих словах:

— Бог да облагодатствует мою Хрисоваланту.

Каково же было развитие событий? Мария выросла и браку предпочла монашество. В монашеском постриге она получила имя Хрисоваланты. Такой ее увидел за годы до ее пострига прозорливый старец Ефрем.

Один монах из нашего братства посетил старца в 1994 году, чтобы получить его благословение и некоторые духовные советы. На протяжении всей беседы старец называл монаха диаконом. Монах все время повторял ему:

— Отче, ведь я не диакон.

— А, да, хорошо, — говорил отец Ефрем и продолжал называть его диаконом.

Наконец по прошествии четырех лет монах этот был рукоположен во диакона. После своей хиротонии он открыл нам это предречение старца Ефрема.

Один юный студент в Салониках часто слышал рассказы о благочестивых афонских старцах. Он услышал, что отец Ефрем на Катунаках обладает даром прозорливости, и захотел посетить его, дабы убедиться в этом даре лично. Когда он пришел в каливу, послушник повел его к старцу. Лишь только он подошел к нему и положил поклон, как старец сказал:

— Ну, что скажешь? Есть у отца Ефрема прозорливость?

Тотчас исчезло всякое сомнение, и студент ушел в мирном устроении духа с верою, что и сегодня есть святые люди, обладающие духовными дарами.

Некие священники шли к отцу Ефрему и по дороге встретили другого священника, который тоже желал пойти к старцу. Так вот, идут они вместе и подходят к каливе старца. Лишь только они пришли, старец выходит из дверей и начинает обличать того, о ком думали, что он иерей, открывая другим, что он не иерей, а масон, и что он надел рясу, чтобы иметь возможность входить везде. Войти в каливу старец разрешил всем, кроме него. Когда священники в скором времени ушли и по дороге встретили масона, он признался им, что старец сказал истину и что он изумился такому дару старца.

Однажды старец посетил братство некоего общежительного монастыря. Он сидел на веранде, а все братия по очереди подходили к нему за благословением. Когда подошел к нему один послушник и хотел получить его благословение, старец строго взглянул на него и говорит:

— Теперь же объяви свой помысл.

Послушник пребывал в нерешительности. Отец Ефрем повторил более строго:

— Открой, что сейчас говорит тебе помысл.

Послушник со стеснением сказал:

— Мой помысл говорит мне, что раз у меня есть старец, то зачем же мне класть поклон отцу Ефрему?

Когда по прошествии времени этот послушник вместе с другими монахами посетил старца, то тот с сильной горечью сказал перед всеми:

— Ох, ох! Какие скорби получит из-за тебя твой старец!

И действительно, послушник не преуспел, но произвел большой соблазн и в конце концов снял рясу и уехал в мир.

Один паломник рассказал нашему монастырскому брату следующий случай, произошедший с ним самим:

— Я думал о том, чтобы стать монахом, но не решался на это. Приехал к старцу на Катунаки, чтобы посоветоваться. Когда я вошел в келию, она вся благоухала. Благоухание исходило от старца. На мгновение лицо его просияло, и весь он стал светом. Когда я задал ему занимавший меня вопрос, он ответил мне: «Ты, чадо мое, станешь монахом, но попозже».

Один благочестивый священник рассказывал нам, что пришел к старцу, чтобы получить его благословение и попросить помолиться о своей семье, особенно же о своей жене, которая подъяла тяжелый крест, ибо ухаживала за его родителями.

— Войдя в келию старца, — говорил он, — я еще не успел ничего ему сказать о своих проблемах, как услышал: «Матушка твоя очень хорошая. Скажи ей, чтобы она терпеливо ухаживала за вашими родителями, и будет иметь великую награду от Бога. То, что она делает, — это дело Божие».

Потом отец Ефрем спросил священника о том, сколько у него детей. — Четверо, отче.

Старец задумался. Потом спросил снова:

— Четверо?

— Да, отче.

— Да четверо ли?

Тогда священник ответил ему:

— То есть было пять, отче, но один умер в младенчестве.

— А-а-а, — протянул старец, выражая разрешение своего недоумения. Чуть позже он сказал: — Раз у тебя четверо детей, то ты можешь служить литургию когда только пожелаешь (хваля многодетность как Божие благословение. — Авт.).

Один из братий нашего монастыря посетил старца после своего иноческого пострига, чтобы получить его благословение.

После благословений, духовных советов и лобызаний отец Ефрем сказал монаху:

— Ты, чадо мое, стал монахом по молитвам твоего братца, который — Ангелочек на небе. Теперь будь внимателен к своей жизни, чтобы заработать дар неба.

Брат остался в недоумении о том, почему от своих родных он никогда не слышал о брате, который умер. Когда приехал его отец, он узнал, что действительно был у них ребеночек, который родился прежде него, но жил недолго и после крещения умер.

Тот же самый брат, приняв великую схиму, снова пришел за благословением старца. Старец обнял его и сотворил молитву. Спросив его: «Что ти есть имя, брате?»[121] — и узнав его имя, он дал ему совет слушаться своего старца.

Потом, чтобы на деле научить монаха самоотречению и послушанию, он дал ему стакан и сказал:

— Принеси мне воды, но немного меньше половины.

Когда монах принес ему стакан с водой, старец сказал ему повелительным тоном:

— Вылей ее на пол.

Монах не понял смысла сказанных слов и в удивлении остановился. Старец строго повторил:

— Я сказал тебе, вылей ее на пол.

Тот вылил ее на пол, не поняв приказания старца, хотя и разбирался немного в послушании. Тут же он получил от старца оплеуху. Старец строгим голосом сказал ему:

— Ты что, спятил? Ты зачем вылил воду?

Тогда монах очнулся от сна самодовольства и сказал: — Прости, отче.

Это было то, что нужно. Вот что хотел услышать сей исполин послушания. Спокойным голосом он сказал монаху:

— Бог простит тебя, чадо мое. Благословение мое да пребудет с тобою.