Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товарный двор? — кивнул Бурцев.
— Да... — почему-то вздохнул Кахно.
— А мы ведь с вами встречались, Георгий Минаевич, — обернулся к нему Бурцев. — Но вы, пожалуй, не вспомните...
Кахно пристально взглянул и усмехнулся.
— Если жить бегом, — сказал он, — забудешь, как папу-маму зовут...
— Однажды в Феодосии я заключал джентльменское соглашение с Жорой-Бриллиантом, — улыбнулся Бурцев. — Речь шла о продаже папирос...
— Стоп! — воскликнул Кахно. — Узнал!.. Вы — тот, с арбузом? Брильянтики мои, какая встреча!
Бурцев расхохотался.
— А знаете, в этом была кошмарная идея — завтракать арбузом! — засмеялся и Кахно. — Будь я Пикассо, сделал бы картину «Мальчик чихал на скучную жизнь...».
— Что с вами приключилось тогда? — спросил Бурцев, вытирая выступившие от смеха слезы.
— Бывают в жизни красивые разговоры, Дмитрий Сергеевич... — Кахно доверительно прикоснулся к его руке. — И бывают красивые люди... Когда я думаю о коммунисте, я думаю о Кондрате Михайловиче Ромаданове...
— Знаю, помню... — вставил Бурцев.
— «Что вы хочете, Жора? — сказал мне Ромаданов. — Вы хочете не в ту стрелку с жизнью?..» Этого не расскажешь... Кахно приложил руку к груди. — Это — в сердце... И сердце плачет, что нет того человека...
Кахно глубоко затянулся и закашлялся. Бурцев слишком недолго знал Ромаданова и был тогда слишком мал, но и в его сердце отдалась грустью память об этом человеке.
— Жора-Бриллиант остался на дне Беломорско-Балтийского канала, — сказал Кахно, помолчав. — Он строил не канал, он строил себя...
Кахно отогнул лацкан пиджака и показал орден.
— Понятно... — Бурцев отошел к столу и, притушив сигарету, обернулся: — Присаживайтесь, Георгий Минаевич. Я вот для чего задержал вас... Жалуется на вас Савин. Будто бы вы угнали у него вагон метизов?..
— Здесь я чист, как пасхальный барашек!.. — развел руками Кахно. — Мне по ошибке прислали извещение — я получил. Деньги ему перечислены. Мы квиты. А если он хочет строить мне анютины глазки, то Кахно не торгует собой!.. Это он приклеил мне «пирата»...
Бурцев улыбнулся. Очевидно, не его одного задевали клички, которые раздавал Савин.
— А Мусабеков не жаловался? — настороженно спросил Кахно.
— Что — тоже ошибка? — изумился Бурцев.
— Организованная... — невинно ответил Кахно. — Партия абразивов.
— Но, Георгий Минаевич!.. — воскликнул Бурцев. — Я, кажется, начинаю понимать Савина...
— А что прикажете делать? — вскипел и Кахно. Он сдернул со стола свой портфель и вынул из него пачку документов. — Вот годовая заявка на материально-техническое снабжение. Брильянтику нашему, Гармашеву, было тошно ссориться в главке. А за срыв программы голову он снял бы с Кахно. Четыре сбоку — и ваших нет!..
Бурцев взял документы. Кахно поднялся.
— Взгляните, какой красивый пейзаж!.. — сказал он. — Мусабеков, поскольку он местного подчинения, получает абразивы на месте, а нам — вот смотрите! — везут черт знает откуда! А где они — японский бог знает... Вот — стальной лист. Записано, что получим со стана «4420». Какая нежность! И известно ли вам, что этот стан только в августе войдет в строй? Что же делать нам? Сунуть пальцы в ноздри — и загорать?..
— Шут знает что!.. — озадаченно сказал Бурцев. — Но и других подводить...
— Быть снабженцем — не значит лежать на полке в шляпной мастерской, — перебил Кахно. — Но за одно вы можете не переживать: Кахно с этого ничего не имеет, и Кахно действует в пределах...
— Все же, Георгий Минаевич, я попрошу вас в каждом подобном случае советоваться со мной, — сказал Бурцев, с сомненьем качая головой. — Вы не обижайтесь, но...
— Аллаверды! Да пусть станет красивой система снабжения — я первый спущу пиратский флаг!.. — воскликнул Кахно. — Нужно это мне, как собаке беличье колесо!..
После ухода Кахно Бурцев погрузился в изучение годовой заявки, непроизвольно продолжая заочный спор с Гармашевым. Ему ясно было видно, где Гармашев лавировал, не желая портить отношений с главком. Но вызывала недоумение и позиция главка, старавшегося, где только возможно, урезать заявку. А поставщики, раскиданные по всей стране!.. Выходит, что без Кахно завод давно сидел бы в прорыве... Хорошенькое дело!..
Вечеслова ввела человека с рулонами чертежной синьки и кипой документов.
— Шафигуллин, конструктор... — представился он тихим голосом.
Бурцев взглянул на оливково-смуглое лицо вошедшего. Что-то девичье было в его мягких движениях, в смуглых длинных пальцах, в темных глазах, таивших татарскую мечтательность. Он разложил чертежи.
— Новый автомат, — немногословно пояснил он.
Бурцев брал то один лист, то другой. За тонкими белыми линиями, легшими паутиной на синьку, ему виделись отдельные узлы станка. Автомат был спроектирован грамотно, даже с некоторым изяществом технической мысли, но сколько-либо принципиального новшества в технику не вносил. Конечно, следовало принять в расчет сжатые сроки, в которые он создавался. Бурцев если и не был разочарован, однако восторга не испытал.
— Кто вел разработку проекта? — спросил он, вскинув глаза.
— Ходжаев и я, — ответил Шафигуллин, слегка поклонившись.
— Ага... А где Ходжаев? Да вы садитесь, садитесь... — указал Бурцев рядом с собой. — Нам еще многое надо просмотреть.
— Ходжаев на сборке. Не ладится с этим узлом, — сказал Шафигуллин, указав на один из листов, и сел рядом с Бурцевым.
— Борьбеет план? — усмехнулся Бурцев.
— Как вы сказали? — не понял Шафигуллин.
— Ничего... Это так... — Бурцев закурил и, выпустив густую струю дыма, на мгновение задумался. Затем, еще раз перелистав чертежи нового станка, взглянул на конструктора. — В целом неплохо... Но не кажется ли вам, что здесь просилось нечто более оригинальное?
— Возможно... — мягко улыбнулся Шафигуллин. — Но в цейтноте не приходится раздумывать.
— Гм... — с сомненьем протянул Бурцев. Но спорить не хотелось. К
