стрелков добили остальных.

Прислушиваюсь к тишине. Вроде бы все спокойно, и никаких признаков тревоги не слышно, лишь где-то жалобно завыла собака, словно бы предрекая ужасные события.

«Путь в город свободен!» — Делаю очевидный вывод и, выйдя на дорогу, машу рукой. Пошли! Пошли вперед!

Первым двинулся десяток Митрохи в маскхалатах, за ним первая сотня спешенных конных стрелков по одной улице и вторая по другой.

Я не собираюсь терять бойцов в хаосе ночной свалки, и мой план прост и чудовищен одновременно. Литвины расположились на постой в районе всего двух улиц, поэтому я оставляю по три бойца у ворот каждого дома, а с остальными я выхожу к перекрестку.

Теперь можно начинать «побудку»! Чиркает зажигалка, и вспыхнувший факел дает сигнал к атаке.

Редкий лай собак разом превратился в заливистый повсеместный вой, и город наполнился тревожным шумом.

У крайнего дома частокол по пояс, и мне хорошо видно, как мои бойцы взбежали на крыльцо. С удара ноги вылетела хлипкая дверь, и тут же вовнутрь полетела граната. Бойцы попрыгали в снег и…

Раз, два, три… Томительно протянулись мгновения, и грохнул первый разрыв, за ним еще, еще, и еще!

На другой улице дом побогаче. Высокий забор, ворота… Стрелки перемахнули через частокол, послышался дикий лай, переходящий в визг. Крики, женский вопль и разрыв…

Я поморщился. Не все шло гладко! Словно подтверждая, послышалось треньканье арбалетных спусков и звон оружия.

Глухие хлопки продолжают разрывать ночь, и кое-где уже вспыхнуло зарево. Отсвет пожара осветил улицы, и теперь хорошо уже видно, как с ближней улицы группа литовцев пытается пробиться к центру города. К этому отряду стекаются одиночные бойцы, вырвавшиеся из ужаса огненной бойни. В основном они в одном исподнем и босиком, большинство без брони, но все с оружием в руках.

«Это отборная дружина Товтивила! Все отличные бойцы! — Вспыхивает в голове. — Нельзя дать им собраться в кулак!»

Взмахом руки отправлю туда первый резервный десяток.

Там в сполохах огня сплошная мешанина и стрелять прицельно невозможно, поэтому вижу, как десятник приказывает оставить арбалеты и вытащить сабли.

«Молодец!» — Мысленно хвалю парня, а мои бойцы уже врубились в общую свалку, останавливая литву и рассекая их отряд на две части.

У меня на площади осталось не так много бойцов. Поставив все на внезапность и единовременность удара, я тоже распылил свои силы.

«Два десятка блокируют выход с улиц, по три бойца у сорока девяти домов. — Мозг считает на автомате. — У меня здесь не больше четырех десятков. Один я уже отправил! Осталось всего три!»

Не удержавшись, оборачиваюсь, и глаза подтверждают мой расчет. Все верно за мной не более тридцати стрелков, а бой еще в самом разгаре.

Пытаюсь быстро оценить ситуацию.

В свете бушующего пожара хорошо видно, что в середине каждой из улиц собралось по очагу сопротивления, и если на одной у моих численный перевес и дело явно идет к разгрому противника, то на другой все не так благополучно.

Приглядевшись, вижу человека, что цементирует и ведет за собой сгрудившихся вокруг него литовцев. Он мечется как зверь, кидаясь в самую гущу схватки и вдохновляя своих бойцов.

«Это наверняка Товтивил! — Решаю импульсивно, лица мне отсюда не разглядеть. — Если дать им закрепится, то потери у меня будут куда больше, чем я рассчитывал».

Решаюсь мгновенно, и бросив еще один взгляд на стоящих за мной стрелков, вытаскиваю саблю.

Вскинув ее над головой, ору во весь голос.

— За мной!

Срываюсь с места и слышу за собой топот своих бойцов и рев луженых глоток.

— Твееерь!

Сердце грохочет в груди как набат, грозя порвать грудную клетку, и я ору вместе со всеми.

— Твееерь!

Бегу вперед, плохо понимая, что я сейчас буду делать. Впереди перекошенный от ярости рот, взлетевший в замахе клинок. Колю куда-то, не глядя, уворачиваюсь, и рублю что-то податливое и мягкое.

Слева и справа свои, впереди чужие! Это все, что я знаю и вижу! Еще один удар, и еще! В лицо брызжет кровь, и я даже не знаю, моя это или чужая. Машу саблей, и все вертится вокруг в какой-то безумной мясорубке. И вдруг… Как-то враз куда-то все делось! Меня оттирают назад, и остановившись, я потихонечку вновь возвращаюсь в разумного человека.

Тяжело дыша, оглядываюсь вокруг. Литовцы дрогнули и, теряя строй, бросились спасаться каждый по себе. Это уже все, конец!

Я опускаю руку, все еще сжимающую саблю, и иду по улице. Схватка катится к выходу из города, где, довершая разгром, отступающих литовцев вновь встречают арбалетные стрелы.

Вот уже и последние дома, бой уже совсем затих, лишь кое-где еще мои бойцы добивают уцелевших. Стянув шапку, я утираю струящийся пот, и тут внезапно со двора одного из домов вылетает всадник. Опрокинув ближайших стрелков, он бросает коня прямо на невысокий плетень. Перемахнув через него, он вырывается из города. Перед ним заснеженное поле и кромка леса. Я вижу всадника со спины и не могу сказать точно, кто это, но почему-то уверен — это Товтивил.

Рядом со мной стрелок вскинул арбалет. До всадника не больше двадцати шагов, и его конь еще не набрал ход после прыжка. Шансов уйти от стрелы у него нет никаких, но я не даю арбалетчику выстрелить.

Моя рука отводит оружие в сторону.

— Пусть уходит!

Я вроде бы только что проявил милосердие, но на самом деле это не совсем так. Просто в этот момент в моей памяти всплыло жутковатое белое лицо старца, отправившего меня в это путешествие, и мне остро не захотелось возмущать вселенную вот таким открытым нарушением ее течения. Ведь я знаю, что в реальной истории Товтивил погиб не сегодня и не от руки моего стрелка.

Глава 11

Март 1246 года

В распахнутое окно тянет холодом и гарью. От черных останков домов все еще поднимаются серые столбы дыма. Пожар уже потушили, но с треть нижнего города выгорела до тла.

«Да уж, — мрачно окидываю взглядом сгоревшую концы Полоцка, — после такого убедить местных, что мы здесь из самых лучших и добрых побуждений, будет сложновато».

Оборачиваюсь к стоящему у двери Куранбасе.

— Ну что там, собирается народ?

— Да еле ползут, как улитки прям! — Половец яростно встряхнул камчой. — Скажи только слово, и я тебе всех сгоню в един миг!

Ретивость Куранбасы мне понятна, ведь все закончилось без его участия. По сути, он в кремле всю ночь просидел, пока другие на улицах с литвой бились. Пока он разобрался что к