— У меня есть некоторые документы, которые ты должна подписать. Ты кое-что пропустила в прошлый раз.

— Я говорила с Валентиной вчера, — сказала Лили, не обращая внимания на то, что он положил документы на журнальный столик и протянул ей ручку. — Она улетает в понедельник. А какой «спорт» ты имел в виду?

— Кто сказал, что я говорил о Валентине? Теперь просто распишись здесь.

— Я слышала, что ты сказал. Какую игру ты затеял, Лука?

— Просто подпиши форму, Лили.

— Скажи мне. Потому что если ты планируешь навредить моей дочери…

— Ты думаешь, я поверю, будто ты заботишься обо всех людях этой планеты? Ты, которая подставила Тину, лишь бы спастись от проблем, которые сама себе и устроила? Ты, которая готова продать свою дочь дьяволу, если потребуется?

— Я виновата, — кивнула Лили, — по всем пунктам. — Она удивила Луку этим простым приемом. — Но за последние несколько недель я ближе узнала свою дочь… И я люблю ее. Она мне очень нравится, да так, что я страшно буду скучать по ней, когда она уедет. Конечно, у меня нет права даже просить… Но я хочу, чтобы она осталась.

Мир сошел с ума! Ничего не получалось так, как он задумал. Наверное, это и должно было случиться. Валентина собиралась уезжать. Он должен чувствовать себя счастливым. Он был бы счастлив… Как только это черное облако покинет его плечи.

Но Лука ожидал, что Лили будет счастлива тоже. Своему новому дому, деньгам, новому мужчине. И Лили, согласно его расчетам, не требовалось больше присутствие дочери. И все же она была расстроена из-за того, что Тина уезжает.

Что, черт возьми, происходит?

— Обещай мне, что больше не причинишь ей боль, Лука, — нарушила молчание Лили. — Пожалуйста, обещай мне!

Столько разочарований за последние двадцать четыре часа!

Новость о том, что Валентина уезжает. Уезжает женщина, с которой он ходил в оперу, женщина, которая вчера была похожа на богиню, женщина, с которой он провел ночь изысканных любовных ласк…

Пропущенные подписи… Неожиданно на него нахлынула волна невероятной ярости:

— Я ничего не обещаю!

— Но она не заслуживает того, чтобы делать ей больно. Она не сделала ничего плохого!

— У тебя нет ни малейшего представления о том, что она сделала! Наказание не больше, чем она заслуживает!

Тут Лили выпустила когти:

— О, я бы сказала, что она заслуживает гораздо меньшего наказания после всех страданий, которые ты ей причинил!

— Что ты говоришь? Я дал ей лучшую ночь в ее жизни!

— Ты дал ей намного больше ночи!

Стук в висках гремел как предупреждение.

— Что ты имеешь в виду? Что ты несешь?

Лили покачала головой, прикрыв ладонью рот:

— Мне очень жаль, я не должна была этого говорить. Если ты не знаешь, то, возможно, на это есть причина…

«Причина не знать что? Не знать что? Что, черт возьми, я дал ей? Почему бы Лили не сказать сейчас? Разве что…»

Кровь стучала в ушах, как барабанный призыв к войне, воинственный призыв к действию. Есть единственно возможный ответ, и внезапно Лука почувствовал себя совсем больным.

— Ты хочешь сказать, Валентина была беременна?.. Беременна от меня?!

Лили застыла там, где стояла, ее глаза были широко раскрыты и полны страха, пальцы одной руки обхватили горло.

— Я не говорила тебе этого!

Он повернулся. Он уже знал, что будет делать дальше.

— Лука, подожди! Послушай меня!

Но Лука не собирался ничего ждать. Ничего слушать. Потому что в течение трех недель он держал эту женщину в своем доме, обращался с ней как с принцессой, занимался с ней любовью. Это все уже начинало для него что-то значить, а Тина все это время скрывала от него свой страшный секрет?

Смеялась ли она над ним? Над ним, ничего не подозревающим? Над ним, думающим, что он главный, в то время как сама уже отомстила ему самым худшим из возможных способов?

Теперь пришло время узнать правду. Правду о том, что она сделала со своим ребенком!

Лука нашел Тину свернувшейся клубочком у окна и стучащей по клавишам на ноутбуке. Ее волосы были распущены, красиво обрамляя лицо. На ней была одежда пастельного цвета, создававшая впечатление невинности.

Невинности… О нет! Он чувствовал, что готов зарычать. Раньше он мог бы завладеть ею, но не теперь. Потому что теперь Лука знал Тину лучше.

Тина подняла голову, когда он подошел. Виноватая улыбка, которую Лука раньше ни разу не видел, осветила на мгновение ее лицо. Потом Тина моргнула, и улыбка превратилась в гримасу.

Она забыла о ноутбуке и привстала:

— Что с тобой, Лука? Почему ты так рано вернулся?

— Все это время… — Он глубоко дышал, нуждаясь во времени, чтобы подобрать нужные слова, когда так много мыслей проносилось в голове, мыслей, которые он хотел высказать. — Все это время! Я никогда не думал, что ты способна на такое! — Качая головой из стороны в сторону, он смотрел на нее, видя перед собой новую Валентину. Раньше она казалась ему богиней, а сейчас — злобной, мстительной тварью, какой и была на самом деле. — Когда ты собиралась мне сказать? Или это был твой маленький грязный секрет?

Кровь отхлынула от лица Тины.

— Лука?

Он услышал жалкое всхлипывание, звучавшее на ее губах как исповедь.

— Ты даже не пытаешься это отрицать! — Кровь стучала в висках, призывая к войне, он не мог выносить даже звук ее голоса.

Тина прижала руку ко рту. Больше отрицания. Больше доказательств.

— Лука, — попросила она, вытирая капавшие слезы.

Он был непреклонен.

Конечно, куда же без слез! Он ожидал их. Потому что обнаружил, кем на самом деле является «невинная овечка».

— Как долго, — он потребовал ответа, — ты собиралась держать это в тайне?

— Кто тебе сказал? — спросила она. — Лили?

И слова Тины опустили ее в глазах Луки еще сильнее, чем все, что он смог придумать. Он почувствовал отвращение к ее признанию. Отвращение, потому что на самом деле, в глубине души, надеялся: его подозрения лживы. Отвращение из-за того, что она смогла сделать такое.

— Какая разница? — Лука зашагал прочь, не в силах смотреть на нее хоть на мгновение дольше, выдирая волосы, пока его кожа не начала гореть от боли. И все же этого было недостаточно, и он развернулся: — Почему ты не сказала мне?

Тина выглядела так, словно потеряла свое место в этом мире. Она выглядела так, словно ей было интересно, что же пошло не так. Она выглядела так, будто ужасно виновата…