Он снова заставил себя выкинуть эту мысль из головы. Он не может позволить себе отчаиваться, если хочет выжить. Ничего не изменилось — вне зависимости от его происхождения, вырос ли он в горшке как жгучий перчик или вылетел, плачущий и окровавленный, из материнской утробы. Он — Рамон Эспехо, что бы там ни говорил инопланетянин, на что бы ни были похожи его руки. Он просто обязан существовать, потому что кто это сделает, если не он? И что разницы, если где-то там еще один человек считает, что это он? Да пусть хоть сотня! Он жил, здесь и сейчас, будь ему три дня или тридцать лет от роду — какая разница? Он жил — и твердо решил продолжать в том же духе.

Он поднял взгляд на инопланетянина, который неожиданно терпеливо стоял рядом и ждал его.

— Как может то, что ты говоришь, быть правдой? — сквозь зубы буркнул Рамон. — Я не совсем невежественная деревенщина — я знаю, что такое клонирование. Клонированный ребенок растет как обычный. У него не было бы моих воспоминаний. Не сходится у тебя что-то.

— Тебе ничего не известно о том, что мы умеем и чего не умеем, — монотонно ответил Маннек. — И тем не менее ты пытаешься делать выводы. Ты имел в виду сотворение нового индивидуума на основе существующей молекулярной матрицы. Этот же процесс является дальнейшим развитием этой технологии. Ты отображаешь состояние изначального организма в момент взятия пробы генетического материала. Две этих технологии не идентичны. — Маннек помолчал. — Эта концепция плохо передается вашим языком, однако если тебе хватило бы атекка, чтобы осознать ее более полно, ты отличался бы от модели сильнее. Разве это взаимодействует с нашим таткройдом?

— Мой живот. Моя рука. Шрамы на моем теле…

— Абсолютным соответствием пожертвовали. Со временем оно будет видоизменяться в направлении форм, отображающих целое.

— Я что, заполучу свои шрамы обратно?

— Все твои физические системы продолжают приближаться к форме оригинала. Аналогичным образом продолжается перенос информации.

— А моя память? Ты сказал, вся эта гребаная фигня действует и на мою память?

— Чем полнее приближение, тем лучше, — ответил Маннек. — Это очевидно.

Рамон уставился на Маннека. До него вдруг дошло, почему у инопланетян нет секса. Они тоже выращивались в ваннах — как вырастили его. Возможно, в той же самой ванне! Выходит, он и этот уродливый сукин сын — братья, в чем-то более подобные друг другу, чем он и настоящий Рамон Эспехо.

— Вы и из меня сделали монстра, такого же, как ты, — произнес он с горечью, чувствуя, что его снова начинает трясти. — Я даже не человек больше!

Сахаил коротко дернулся, словно предостерегая, и он похолодел и сжался от страха. Однако боли не последовало. Вместо этого, к огромному удивлению Рамона, Маннек протянул свою странную, многосуставчатую руку и осторожно положил ее Рамону на плечо — неловко, словно этот успокаивающий жест он знал только по не очень удачному описанию.

— Ты живое существо, обладающее ретехуу, — произнес он. — Твое происхождение не имеет значения, и ты не должен беспокоиться по этому поводу. Ты все еще можешь исполнить свой таткройд, осуществляя свою функцию. Ни одно живое существо не способно достичь большего.

Это было достаточно близко к тому, о чем он думал прежде, чтобы дать ему передышку. Он стряхнул с плеча руку чудища и встал. Сахаил растянулся, сделавшись при этом тоньше; это позволило ему отойти на несколько шагов. К его удивлению, Маннек не последовал за ним. Подойдя к кострищу, Рамон сел, подобрал с земли портсигар и открыл его. С самого момента, когда его вынули из ванны, он не держал в руках ничего более похожего на зеркало, чем эта штука. Лицо его оказалось глаже, чем то, к которому он привык: меньше морщин сбегалось к глазам. Родинки и шрамы исчезли без следа. Волосы сделались глаже и легче. Он производил впечатление другого, не сформировавшегося еще человека. Он казался моложе. Он был похож и не похож на себя.

Мир снова начал вращаться вокруг него, и он заставил себя успокоиться, опершись руками о надежную твердь Сан-Паулу, словно якорем цепляясь за реальность, за настоящее время. Если то, что говорил Маннек, — правда, если где-то там находился еще один Рамон Эспехо, это меняло все. Ему не было смысла тянуть резину. Если тот, другой Рамон вернулся бы в Прыжок Скрипача, его рассказ о тайной базе инопланетян мог, конечно, вызвать реакцию, однако ни тот Рамон, ни кто-либо другой даже не догадывался бы о его существовании. Сюда могли бы прислать вооруженный отряд, может, они даже вступили бы в бой с инопланетянами, но его бы никто не искал. Вот если бы ему удалось найти того, другого Рамона, вдвоем они, возможно, и сумели бы устроить инопланетянину какую-нибудь бучу. Он знал, что сделал бы сам, если бы знал, что за ним гонятся. Он нашел бы способ убить преследователей. А это теперь оставалось последней Рамоновой надеждой. Если бы ему удалось предупредить другого Рамона о погоне, а потом положиться на то, что тот изберет правильный путь действий, вдвоем они могли бы и уничтожить инопланетянина, державшего Рамона на поводке. Какое-то мгновение он даже искренне надеялся на то, что сказанное Маннеком — правда, что где-то там, в лесах прячется еще один разум, такой же, как его собственный. Он вдруг ощутил странную гордость за того, другого Рамона: при всех возможностях этих монстров, при их силе и технологиях он сумел удрать от них, оставить их с носом, показать им, на что способен человек.

Но станет ли тот Рамон помогать ему? Или будет бояться его так же, как сам он — этих инопланетян? Конечно, если бы он помог другому Рамону уйти от преследователей, тот наверняка был бы ему благодарен. Рамон попытался представить себя самого, отклоняющего постороннюю помощь в момент, когда она ему нужнее всего. Ему не верилось, что он мог бы поступить так. Уж наверное, он обнял бы этого незнакомца как родного брата, укрыл бы его, помог бы. Посвятил бы его в дела, может, вел бы дела вместе с ним…

Рамон сплюнул.

Вздор, говно совершенное. Он бы сунул второму Рамону — ему — нож под ребро, а потом смеялся бы, глядя на то, как подыхает это порождение инопланетян. С другой стороны, можно подумать, у него имеется какой-то выбор. Тот, второй Рамон — тоже враг Маннека. На первое время хватит и этого объединяющего их момента, и если есть способ убить Маннека и освободиться от сахаила, со всем остальным можно разобраться позже. Вопросы вроде того, кем и чем он является, или какое место найдется ему в одном мире с другим Рамоном, могут и подождать. В первую очередь нужно выжить. И освободиться из рабства — тоже в первую очередь. Но прежде всего ему необходимо завоевать доверие Маннека, убедить его в том, что он, Рамон, готов к чистосердечному сотрудничеству — и пусть инопланетянин не подозревает подвоха до самого момента, когда Рамону представится возможность перерезать ему глотку.

Этот план, каким бы расплывчатым он ни казался, успокоил его. Главное — иметь схему действий, а там можно и двигаться понемногу вперед.

— Ты перестал нервничать, — заметил Маннек.