Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машина придурков стояла незапертой, и это было удачно.
Конечно, Бродяга не до такой степени ненормальный, чтоб далеко куда-то на ней скакать, но для первого этапа сойдет.
Вторая и третья тачки нашлись тоже легко, Бродяга вспомнил навыки бандитской юности, брал не навороченные машины, а наш, отечественный автопром, который вскрывался ногтем.
Он даже знал, куда повезет по-прежнему заторможенную, явно находящуюся в ступоре и по этому поводу пугающе спокойную Лялю.
Тут недалеко от города имелась турбаза, уже не работающая, но с охранником — старым дедком-пенсионером, а, самое главное, с работающим проводным телефоном! Дедок этот жил в доме, где до недавнего времени работал дворником Бродяга, и иногда перекидывался с ним с утра парой слов и сигареткой. В доме жил сын дедка, с невесткой и внуками, а сам пенсионер только наезжал, предпочитая одиночество и независимость…
Так что Бродяга очень рассчитывал, что удастся незаметно заехать переночевать, а утром тихонько стукнуть в охранку и попросить позвонить… Кое-кому. В другой город.
Последнее Бродяге делать не особенно хотелось, потому что тяжелый разговор предстоял с друзьями, наверняка, потерявшими его… Но других вариантов не имелось.
Оставаться здесь было нереально, бросать Лялю и уходить самому — еще более нереально… Значит, только прибегать к помощи друзей детства. И надеяться, что ему не особенно серьезно предъявят за пропажу с радаров.
В домике Бродяга быстро оборудовал более-менее жилое пространство, заставил тормозящую Лялю прилечь, а сам сел у окна на пол и попытался выдохнуть.
Луна, выглянувшая из-за туч, светила прямо на лицо спящей девчонки, и Бродяга , вместо того, чтоб продумывать дальнейшие свои действия, разговор с друзьями, а также вероятности того, что Хазар пошлет его к чертям после таких финтов ушами: исчезновения без малейших контактных данных, долгого самостоятельного плавания и затем появления с ворохом проблем за спиной, сидел и тупо пялился на спокойное лицо кошечки.
Луна ей льстила, высвечивая полные, скорбно и обиженно поджатые губки, тени от ресниц на щеках, уютную ямочку подбородка, темное крыло волос на подушке, тонкие пальчики, бессильно свешивающиеся с дивана…
Красивая девочка, надо же, какая красивая… Куколка фарфоровая… Прикасаться страшно… А он, Бродяга, мало того, что прикасался, так еще и целовал… И тискал, забыв о том, что такому зверю, как он, даже смотреть в ее сторону нельзя… И чуть было не… Как она смотрелась в его дворницкой, на его кровати! С рассыпанными по покрывалу волосами, безумием в глазах, с зацелованными, измятыми губами…
Сидеть стало неудобно, и Бродяга поерзал немного, досадуя на себя, дурака, старого дурака, по сравнению с ней, нежной и маленькой… Ему тридцать три в этом году! А ей восемнадцать! При некоторых раскладах она могла бы быть его дочерью! Учитывая, что Бродяга не особенно разборчив был всегда в отношениях, а с девчонками начал гулять… Да даже и не вспомнить, в каком возрасте. Но рано, очень рано…
Они с Казом выделялись всегда, а уж тень Хазара за плечами придавала им, безбашенным придуркам, особенного шика. Девки писались кипятком и запрыгивали с разбегу. В такой ситуации только дурак девственником помрет…
И вот сейчас весь его опыт, все его годы встали за спиной и свидетельствовали явно против даже помыслов неправильных в сторону этой девочки.
Не нужен ей такой прожженный, верченый всех переделках, битый жизнью бирюк… Ей молодой парнишка нужен, такой же наивный и восторженный, как она сама… Чтоб все чисто, чтоб первая любовь, там, первые поцелуи, рассвет, закат и прочее дерьмо… То самое, которого у него, Бродяги, никогда не было… Не для таких, как он, романтика… И он сам не для такой, как эта девочка…
То, что случилось в дворницкой, просто помрачение, глупость… Конечно, это не значило, что Бродяга оставит Лялю без помощи, нет! Но больше смотреть на нее в таком ракурсе нельзя. Опасно очень. Засмотрится, задумается, и потом раз — и Ляля уже под ним, смотрит испуганно и умоляюще, крикнуть боится, и губы у нее влажные, такие готовые для него…
Черт! Задумался все же!
Бродяга сжал кулаки, вжимая ногти в ладонь, чтоб хоть немного отрезвить себя, дурака бешеного.
Он знал, что с ним такое происходит: откат , помноженный на уже распробованную сладость, от которой так сложно отказаться… И зверь внутри нашептывает: “А почему ты должен отказываться? Она же явно не против была… А если и против, то не сказала про это… В конце концов, ты ее спас, подставился ради нее, опять в перспективе на зону загреметь… Можно же за все хлопоты хоть какой-то небольшой бонус? Почему нет? Просто подойти сейчас к дивану, встать на колени перед девчонкой, положить ладонь на губы, запечатывая намертво, чтоб не вздумала крикнуть, и просто взять ее… Что она сможет сделать? Да ничего! И, судя по реакции в дворницкой, делать ничего не будет… И, может, ей понравится даже… А ты свою награду заслуженную получишь… Не тормози, дурак!”
Бродяга вынужден был откинуться назад и, стиснув зубы, пару раз долбануть затылком о ветхую деревянную стену домика, изгоняя внутреннего зверя, которому так легко, так сладко было дать свободу… А потом ощущать себя дерьмом, тварью, воспользовавшейся ситуацией… Ляля не будет сопротивляться, да, он уже это понял… Не тот характер, не боец она по натуре, нежная и слабая кошечка с мягкими коготками…
Обидеть такую нежность… Это какой тварью надо быть? Такой, как он.
Бродяга думал об этом всем, думал, приводил доводы разума в ответ на примитивные плотские желания зверя, и даже сумел его победить… Вроде…
Но тут Ляля сначала заметалась на диване, застонала так низко, так влекуще, что в глазах помутилось от мгновенно хлынувшего в голову возбуждения.
Бродяга, замерев, смотрел на нее, выгибающуюся на диване, прикусывающую губы, бессильно сжимающую кулачки… И горел самой бешеной, самой жуткой похотью, о которой и не подозревал даже до сих пор, что способен на такое!
А затем Ляля вскинулась на диване, уставилась на него ярким, совершенно безумным зовущим взглядом…
И Бродяга не смог его проигнорировать…
И, задавая вопрос про согреть, на самом деле, думал, что она испугается, отвернется… И даст ему шанс остаться человеком в своих глазах.
Но Ляля, изумленно распахнув ресницы, прикусила губу и… кивнула. Соглашаясь. И
