– Нет, сегодня я хочу быть главным, – прорычал он, вонзаясь в нее с новой силой, – хочу напомнить себе, что все, чему ты научилась, ты научилась от меня. Я хочу видеть твое лицо, когда ты достигнешь оргазма, хочу, чтобы ты понимала, что я больше никогда так не сделаю… и так… и так…

Не в силах больше выносить натиска, Ива закричала от столь сильного блаженства, что ощущалось уже почти болью. Когда они впервые занялись любовью, она просила себя не жалеть и не обращаться с ней как с хрустальной вазой, и теперь он точно не собирался ее жалеть. Словно решил наконец-то показать все, на что способен, вонзаясь в нее так, что ей оставалось лишь громко кричать и беспомощно впиваться ногтями в широкие плечи.

И ей даже не хотелось заходить за грань, словно оргазм стал бы проявлением слабости, но было уже слишком поздно. Она не могла контролировать ни себя, ни происходящее. Выгнувшись дугой, она содрогнулась всем телом и громко выкрикнула его имя, но на этот раз Данте не стал ее целовать, а лишь хладнокровно наблюдал за ее реакцией, как мог бы наблюдать ученый за лабораторным экспериментом. И лишь потом дал волю себе самому и достиг оргазма, вот только вместо того, чтобы, как обычно, повалиться на нее, прижимая всем телом и шепча что-то ласковое на французском и итальянском, он просто перекатился на спину и разлегся на другом краю кровати.

Несколько минут он неподвижно лежал, а потом повернулся и так холодно на нее посмотрел, что она едва снова не вздрогнула.

– Пора, – произнес он тихо и, поднявшись, пошел в ванну, даже не оглянувшись.

Испугавшись, как бы слуги не нашли порванную ночную рубашку, Ива дрожащими руками запихнула ее в чемодан. К тому времени, как свежевыбритый и полностью одетый Данте вышел из ванной, она уже немного успокоилась и пришла в себя.

– Ты… ты куда-то собираешься?

– Да. Я уезжаю, и, разумеется, ты поедешь со мной. Доедем до аэропорта, а там наши дороги разойдутся. Тебя ждет Лондон, меня – Париж. Но сперва мне нужно поговорить с дедом.

– Данте…

– Не трать понапрасну слова, – велел он холодно. – Думаю, все нужное уже сказано. Разве что могу поблагодарить, что ты так убедительно сыграла роль моей невесты, но сейчас я пойду к Джованни и скажу, что между нами все кончено, в конце концов, кому, как не ему, знать, что ни один брак не выживет, если в нем нет любви. Если подпишешь обязательство хранить все в тайне, можешь оставить себе кольцо. Оно стоит весьма приличную сумму.

– Не стану я ничего подписывать, потому что в любом случае не собираюсь никому ничего говорить. Да и зачем? Мне в этой истории нечем гордиться. – Ее голос дрожал, а сама она устало разглядывала огромный бриллиант, пытаясь угадать, сколько он стоит. Может, действительно оставить и продать, потратив вырученные деньги на помощь тем, кто в ней действительно нуждается? И не лучше ли, чтобы он считал ее алчной и жадной до денег? Чтобы у него появилась еще одна причина ее ненавидеть? – Ива заставила себя улыбнуться. – Но кольцо я оставлю.

Даже не пытаясь скрыть презрения, Данте отвернулся.

– Как скажешь. А теперь собирай вещи и одевайся.

Эйфелева башня переливалась золотым и синим, но на темном небе не светилась ни одна звезда, улицы были пусты, а от вившейся под окнами Сены веяло холодом.

Обернувшись, Данте увидел, как к нему в кабинет ворвался помощник.

– Рене? В чем дело?

– Вас ждут на вечеринке в «Рице», – Рене озадаченно посмотрел на часы, – которая началась уже десять минут назад.

Данте лишь рукой махнул.

– Позвони и скажи, что меня задержали дела и я вряд ли вообще появлюсь.

– Если настаиваете, – осторожно начал помощник, – но это же вечеринка в честь дня рождения герцогини, и вы знаете, как она жаждет вашего общества.

Точно, знает. Данте откинулся на спинку кресла. Все и всегда его хотят, и в первую очередь женщины. Кроме одной-единственной. Сжав губы, он уставился в стену.

Кроме одной-единственной несносной женщины, которая ясно дала понять, что не хочет иметь с ним ничего общего.

– Что-то не так, шеф?

Оглянувшись, Данте подавил желание все рассказать. А ведь это совсем не в его духе… Но ведь он обычно и не чувствует, как на сердце давит непосильный груз, ведь так? Да и жизнь не кажется пустой и никчемной, словно в ней не хватает самой основы мироздания, без которой он всего лишь жалкая неоконченная половинка. Данте зажмурился. И как ему только в голову пришло, что жестокий отказ бессердечной блондинки заставит его образумиться? Или что он сумеет запросто ее забыть? Что ж, как бы там ни было, он серьезно ошибся, а ошибаться он никогда не любил.

Но сколько же в ней все-таки противоречий… В его руках она была нежной и страстной, охотно познавая радости секса. Данте вспомнил ее едва ли не детское удивление, когда он водил ее завтракать на Шелтер-Айленд, как она очаровала деда и превратила Наталью в настоящую красотку. А еще пробудила в нем сумасшедшую надежду, а заодно мимоходом заставила поверить, что все, о чем он раньше не смел и мечтать, действительно возможно. Он до сих пор помнил, как преобразилось ее лицо, когда он сделал ей предложение, а на глаза навернулись слезы радости.

Но что потом?

А ничего. Тихим ровным тоном с совершенно ничего не выражающим лицом она заявила, что не может за него выйти. Сказала, что не любит, хотя все ее действия твердили об обратном.

Но это же бессмыслица какая-то! Данте лишь головой покачал.

Не будь она столь невинна, он заподозрил бы соперника, хотя, может, эта мысль и не столь безумна? Она же крепко ухватилась за бриллиантовое кольцо, разве нет? Так, может, она вовсе не так наивна, как он вообразил?

Данте задумчиво следил, как башня загорается красным, а потом вновь золотым. А может, все гораздо проще и она всего лишь выбрала его в качестве породистого жеребца, эдакого альфа-самца, чтобы провести сексуальную инициацию?

Может, ее возбуждало то, что он иностранец, ведь множество женщин заводит такая ерунда, а сама она всегда собиралась выйти исключительно за равного ей по положению английского аристократа?

В очередной раз почувствовав, как по жилам расползается отвратительный яд ревности, Данте открыл глаза и увидел, что Рене все так же встревоженно его разглядывает.

Вспомнив вопрос помощника, Данте резко осознал, что да, что-то не так. И не просто что-то, а все. Потому что с каких это пор он стал терзать себя бесконечными вопросами, вместо того чтобы просто получить на них ответы?

– Мне нужна информация на женщину.

– На ту же, что и раньше? – невинно уточнил Рене. – Случаем, не на Иву Гамильтон?

– И как можно быстрее.

– Как пожелаете, сэр. Но если мне будет позволено заметить, это уже входит в привычку.

– Не позволено. – Поднявшись, Данте развязал галстук. – Я плачу тебе не за то, чтобы ты невпопад озвучивал свое мнение. Пусть подадут машину, я загляну к герцогине. И сотри с лица самодовольную улыбочку, она действует мне на нервы.