в защиту троцкистов на городском собрании в Юзовке (теперь Сталино), на собрании у себя в Институте (он был студентом тогда Горного института), на общепартийном собрании в Рудченковке (центральные рудники возле Сталино).

Когда после смерти ЛЕНИНА Юзовские большевики постановили переименовать Юзовку в Сталино и это было предметом обсуждения на Юзовском городском Совете, ХРУЩЕВ Н. С. выступал против этого предложения о переименовании Юзовки в Сталино. Знаю я об этом потому, что я был на всех этих собраниях и выступал, как защитник линии партии…»100

Схожие показания дал и некий А. Лохмачев. Будучи очень изворотливым типом, Хрущев понимая, что это всплывет, решил сам признаться в этом Сталину, что следом смягчило бы его компрометацию. Каганович сначала не хотел это делать, ведь Хрущев был его протеже, но потом сам рассказал обо всем Сталину. Он позже вспоминал, не уточняя когда это было:

«Верно, верно. Я его выдвигал. Я считал его способным. Но он был троцкист. И я доложил Сталину, что он был троцкистом. Я говорил, когда выбирали его в МК. Сталин спрашивает: «А сейчас как?» Я говорю: «Он борется с троцкистами. Активно выступает. Искренно борется». Сталин тогда: «Вы выступите на конференции от имени ЦК, что ЦК ему доверяет». Так и было».101

Немаловажную роль сыграло то, что информацию сообщил Каганович, которому Сталин доверял. Ни поверил в честность Хрущева и был обманут им. Между тем ситуация становилась все более напряженной, начиналось вскрытие врагов в области и городе. Еще в апреле произошло разоблачение секретаря Волоколамского райкома Маргевича, его прямо обвинили в пособничестве троцкистам. Всех этих людей, так или иначе, покрывал Хрущев, он же знал и военных заговорщиков, сам вспоминая:

« Перед своим арестом Якир был у меня на даче. Я жил в Огарево, под Москвой, в бывшей усадьбе московского генерал-губернатора, царского дяди великого князя Сергея. Там жили тогда секретари горкома партии и председатель облисполкома. Мы скромно занимали там (Каганович все меня выгонял в основное здание) свитский дом, где жила прежде княжеская прислуга и размещалась церковь. Я занимал часть второго этажа, а внизу жил Булганин. Во второй половине наверху жил секретарь горкома Кульков, а внизу – председатель облисполкома Филатов. В доме для дворни отдыхали секретари райкомов, там было что-то типа однодневного дома отдыха. Там жил среди других и Семен Захарович Корытный13. Корытный работал секретарем одного из московских райкомов. Он был у меня заворгом, когда я был секретарем на Красной Пресне, потом он стал секретарем райкома на Красной Пресне, затем секретарем Ленинского райкома партии.

Корытный – еврей, дельный человек, хороший организатор и хороший оратор. Он был женат на сестре Якира. Сестра тоже хороший, партийный человек. Она прошла с Якиром весь путь в Гражданскую войну, была там политработником. Якир приехал в Огареве к сестре, и мы с ним долго ходили по парку, беседовали. Он был приятный человек… Потом его арестовали. Я волновался. Во-первых, мне было его жалко. Во-вторых, тут могли и меня потянуть: мол, всего за несколько часов до ареста Якир был у Хрущева, заходил к нему ночью, и они ходили и все о чем-то говорили.».

Почему Якир приезжал к Хрущеву незадолго до ареста? О чем они могли беседовать ночью? Якир, как и Хрущев, был протеже Кагановича, его другом, но приехал он именно к Хрущеву, которого знал лучше из военных. Скорее всего, речь шла о делах право-троцкистской организации, Якир зная, что их скоро могут разоблачить приехал к Хрущеву, который был ближе всех к Кагановичу. Все вполне логично. Якир мог пытаться узнать внутреннюю информацию Политбюро и НКВД.

Хрущев, будучи просто образцовым двурушником, сделал все, чтобы встать во главе процесса уничтожения врагов народа. Когда вскрыли военный заговор в конце мая 1937 г. Хрущев с долей пафоса заявил: «Но пусть знают враги, что как бы глубоко они ни сидели в своих норах, мы разоблачим и уничтожим их, сотрем врагов всех до последнего в порошок и развеем их пыль по ветру, чтобы и следа не осталось от этих проклятых изменников и предателей нашей социалистической родины».102

Приблизительно с июля началась чистка в звеньях руководства столицы. Были арестованы десятки первых секретарей райкомов, среди них: С. Корытный, Б. Поляков, Л. Перчик, М. Туника, Е. Турина, С. Горбульский, В. Терехин, Б. Трейвас, Я. Сойфер,. Подвергались аресту хозяйственные руководители, например управляющий Московским трамвайным трестом Ф.Б. Розенплатт. Арестовали и директора Центрального парка культуры и отдыха в г. Москве Бетти Глан.

Хрущев в это время продолжал двурушничать, часто посещал митинги и толкал праведные речи. На митинге избирателей Киевского района он сказал: «Товарищи, мы заявляли и будем заявлять, что ни одному врагу не дадим вольно дышать на советской земле, что будем беспощадно выкорчевывать их и уничтожать для блага народа и процветания нашей великой страны, страны социализма {Аплодисменты). Товарищи, я призываю вас к большей ненависти к нашим врагам».103

Наконец, дело дошло до самого Хрущева, на него давал показания Николай Антипов, Хрущев сам это описывает так: «Мне позвонили от Сталина и сказали, чтобы я немедленно ехал в Кремль, там гуляет Сам, и он вызывает вас. Приехал я в Кремль и вижу: гуляет Сталин с Молотовым. Тогда в Кремле только что парк сделали, дорожки проложили. Подошел к Сталину. Он смотрит на меня и говорит: “На вас дает показания Антипов”.

Я тогда еще не знал, что Антипов уже арестован, и сказал, что ни Антипов, ни кто-либо другой не могут на меня дать никаких показаний, потому что нечего давать. Сталин тут же перешел к другому вопросу, по которому он меня и вызывал… Таким образом, это была психологическая провокация. Видимо, Сталин придавал ей определенное значение».104

Хрущев сам же сообщает о показаниях Антипова, а затем пытается представить дело, будто этого не было и это все мерзкая сталинская провокация. Это не в первый раз, когда Хрущев использовал такой прием в своих воспоминаниях, что можно воспринимать, как то, что он сообщал реальные факты. Антипов был заместителем Молотова в СНК и арестован во второй половине июня, будучи фактическим координационным центром право-троцкистского блока он знал всех или почти всех значимых заговорщиков.

Хрущева правда испугало это заявление Сталина, он сам показал, что боялся выдать себя: «Почему он так сделал? Для чего вообще он это делал? Думаю, что его интересовало, когда он задавал мне вопросы, смотря мне в глаза, как буду я вести себя. Случайно, видимо, я вел себя так, что