Оставалось надеяться только, что пока их еще много. Ведь договор с Мартином строился отчасти на том, что он сумеет собрать достаточно народу.

Быть отверженным нелегко. Иногда — невыносимо больно. Одно дело расти среди людей сиротой, как он рос; совсем другое — видеть откровенное презрение к себе, что случалось с ним теперь все чаще.

Их Великая Любовь вовсе не была любовью Элиона.

И судьба их находилась сейчас в его руках. Знай они правду, они убили бы его раньше, чем он успел бы совершить то, что нужно.

— Джастин, погоди! — окликнул сзади Ронин.

Они въехали в рощу фруктовых деревьев. Джастин натянул поводья:

— Завтрак, друзья мои?

— Что у тебя на уме? Ты ведь не можешь сразиться в одиночку с целым войском Орды!

Двинувшись дальше рысью, Джастин выхватил из ножен отделанный жемчугом меч, описал им над головой восьмерку и придержал коня.

С дерева посыпались большие красные плоды — один, второй, третий. Он поймал их на лету и перебросил по штуке Ронину и Арвилу.

— Ха!

Впился зубами в сладкую мякоть третьего, оставленного себе; по подбородку потек сок. Затем спрятал меч в ножны. Ронин усмехнулся и откусил от своего плода:

— Я серьезно…

Джастин перестал улыбаться. Посмотрел на лес:

— И я не шучу, Ронин. Когда я говорил, что выровнять пустыню единым словом — это дело сердца, а не меча, ты меня не слышал?

— Слышал, конечно. Но тут не посиделки у костра с дюжиной отчаявшихся душ, уставших ждать героя. Речь идет о войске Орды.

— Ты во мне сомневаешься?

— Как можно, Джастин? После того, что мы видели?

— И что же ты видел?

— Я видел, как ты провел тысячу воинов через Самарийскую пустыню, средь сорока тысяч Паршивых. Видел, как ты сразился с сотней врагов и остался невредимым. Слышал, как ты говорил с пустыней и деревьями, и видел, как они слушали тебя. И ты думаешь, я могу сомневаться?

Джастин посмотрел ему в глаза.

— Ты величайший воин на земле, — продолжил Ронин. — Даже более великий, чем Томас Хантер. Но никто на свете не способен выстоять в одиночку против десяти тысяч бойцов. Так что я не сомневаюсь; спросил просто, что же ты на самом деле имел в виду.

Джастин долго глядел на него, потом медленно улыбнулся:

— Будь у меня брат, Ронин, хотел бы я, чтобы он был похож на тебя.

Большего знака уважения один человек не мог выказать другому. И Ронин, хотя испытывал на самом деле сомнения в тот миг, когда отрицал это, сейчас был обезоружен.

Он поклонился:

— Я — твой слуга.

— Нет, Ронин. Ты — мой ученик.

Билли и Люси сидели в зарослях ягодного кустарника и, затаив дыхание, смотрели на трех воинов. При себе у детей были деревянные мечи, вырезанные накануне. Меч Люси вышел, по правде говоря, туповат и не слишком похожим на меч, но это потому, что ей трудно было вырезать его из-за больной руки. Та годилась лишь на то, чтобы прижать ею деревяшку. Или показать на что-нибудь, или треснуть Билли по голове, когда заслужит. В остальном же ссохшийся кусок плоти был бесполезен.

Мысль удрать из деревни затемно и поучаствовать в битве — или хотя бы посмотреть на нее — пришла в голову Билли. Люси пыталась объяснить ему, что это слишком опасно и девятилетним малышам даже смотреть на злую Орду ни к чему, не то, что сражаться с ней. И думала, что убедила. Но Билли все-таки разбудил ее среди ночи, и она пошла, все дорогу ворча и уговаривая его вернуться.

Теперь она смотрела на трех конных воинов, и сердце у нее стучало так, что вполне могло распугать птиц.

— Это же… это он! — прошептал Билли.

Люси отпрянула глубже в кусты. Вдруг услышат?

Билли глянул на нее вытаращенными глазами:

— Это Джастин Южный!

Люси была слишком испугана, чтобы велеть ему заткнуться. Это никак не мог быть Джастин Южный. Он и одет-то был не как воин. Да и существует ли Джастин вообще? Рассказы — рассказами, но это еще не значит, что на свете и впрямь есть кто-то, способный на такие подвиги.

— Клянусь, это он! — прошептал Билли. — Убил сто тысяч Паршивых одним ударом!

Люси высунулась из укрытия и во все глаза уставилась на воинов. Они были подобны волшебным львам Элиона, которые, как говаривал ее отец, однажды явятся и сокрушат Орду.

— А ты, Арвил? — спросил Джастин. — Что ска… — И умолк на полуслове.

Ронин, проследив за его взглядом, увидел на краю росчисти притаившихся среди ягодника ребятишек, мальчика и девочку, смотревших на них.

Верней, на Джастина. Конечно, дети всегда глазели на Джастина. Чем-то он их притягивал. Эти двое походили на близнецов — светловолосые, большеглазые, лет по десять каждому. Слишком малы, чтобы отходить так далеко от дома в столь опасное время.

Но любопытство малышей все же было ему понятно. Когда еще случится подобная битва близ их деревни?

Глянув на Джастина, он понял, что тот уже не с ними, своими спутниками. Как всегда — при виде детей перестал быть воином. И сделался их отцом, чьи бы эти дети ни были. Глаза его засияли, лицо оживилось. Ронину иногда казалось, что Джастин с удовольствием снова стал бы ребенком сам, чтобы лазать с ними по деревьям и кувыркаться на лугу.

Такая любовь к детям смущала Ронина больше, чем все остальные странности Джастина. Кое-то утверждал, будто Джастин был жрецом. И все знали, что жрецы способны несколькими словами обмануть невинную душу. Влияние Джастина на детей невольно наводило Ронина на мысль, что он может оказаться не тем, за кого себя выдает.

— Привет, — сказал Джастин.

Оба малыша нырнули за кусты.

Он спешился и быстро подошел к ягоднику:

— Пожалуйста, не прячьтесь. Выходите, мне нужен ваш совет. — Джастин остановился и опустился на одно колено.

— Совет? — Мальчик высунул голову.

Но его схватили за рубашку и втянули обратно. Девочка была не столь отважной.

— Да, совет. По поводу сегодняшней битвы.

Они торопливо пошептались и вылезли. Мальчик — храбрясь, девочка — с опаской. Ронин увидел, что они вооружены деревянными мечами. Девочка была пониже ростом, с вывернутой в обратную сторону под странным углом левой рукой. Калека.

Взгляд Джастина упал на руку девочки, поднялся к ее лицу. Казалось, он весь ушел в созерцание. На дереве у них над головами запела птица.

— Меня зовут Джастин, и я… — Он сел, подогнув одним движением ноги под себя. — А вас как зовут?

— Билли и Люси, — сказал мальчик.

— Ну, Билли и Люси, вы самые храбрые дети, каких я только видел.